Яблочный сок стекал у профессора по подбородку, грозя упасть на пол. Папайя собрал его пальцем, который тут же облизал.

В тысяча шестьсот третьем году Леклера схватили и сожгли в Кане[73]у позорного столба. Рассказывают, что при нем была та самая книга, завернутая в волчью шкуру. Едва пламя разгорелось, он прочитал молитву своему богу и швырнул книгу в огонь. Очевидцы клялись, что книга не сгорела, а мгновенно исчезла, словно кто-то успел выхватить ее из самой гущи огня.

– Теперь я понимаю, почему…

Постойте, Лэндор, я еще не закончил. Распространились слухи, будто «Речь дьявола» была напечатана в нескольких экземплярах и два или три из них уцелели. Их до сих пор нигде не нашли, однако поиски этих книг сделались идеей фикс едва ли не каждого собирателя оккультных сочинений.

– И один из них – вы, профессор?

Он поморщился.

– Я никогда особо не жаждал обладать этой книгой, хотя вполне понимаю желание других. Утверждают, будто бы Леклер описал способы лечения неизлечимых болезней и даже способ достигнуть бессмертия.

В это мгновение кто-то слегка коснулся моей руки. Я опустил глаза и увидел муравья, ползущего по костяшкам пальцев.

– Пожалуй, я все-таки съем одно из ваших яблок, – сказал я профессору.

Честное слово, я не прогадал. Обугленная корка легко счищалась. Под нею оказалось золотистое чудо, сочное и сладкое. Глядя на меня, Папайя довольно улыбался, словно хотел сказать: «И вы еще сомневались?» Но сказал он совсем иное:

– Давайте взглянем, как продвигается дело у нашего юного друга.

Мне казалось, что прошло не более десяти минут, а плечи По успели покрыться тонким слоем пыли. Парень с головой погрузился в чтение. Даже наши шаги не смогли оторвать его от этого занятия. Но оказалось, По не читал, а всматривался в гравюру. Я нагнулся и заглянул через его плечо.

Гравюра занимала целый разворот и изображала шабаш. Ведьмы с большими отвислыми грудями скакали верхом на шерстистых баранах. Крылатые демоны волокли куда-то живых младенцев. Кого там только не было! Скелеты в шляпах, танцующие духи, вороны, змеи, жабы. Посреди, на золотом троне, восседал повелитель шабаша: элегантного вида козел, из рогов которого вырывалось пламя.

– Впечатляющая картина, правда? – спросил меня По. – Глаз не оторвать. Профессор, вы разрешите прочесть вслух один короткий отрывок?

– Если уж вам так надо… – проворчал Папайя.

– Де Ланкр приводит описание шабаша. Простите, если я буду запинаться: французский у него более архаичный. «Братству падших ангелов… хорошо известно, что во время шабаша ведьмы пируют… поедая исключительно мясо нечистых животных, которых христиане никогда не употребляют в пищу…»

Я пододвинулся ближе.

– «… А еще ведьмы пожирают сердца некрещеных младенцев… – По остановился и, взглянув сначала на профессора, затем на меня, вдруг улыбнулся: – И сердца висельников».

С 3 по 6 ноября

На обратном пути мы оба молчали. Не доезжая четверть мили до караульного поста, По слез с Коня и только тогда заговорил.

– Все это время я думал, куда теперь мы должны направить ход нашего расследования. Знаете, мистер Лэндор, если мы хотим раскрыть тайный кружок… – он на мгновение умолк, – кружок сатанистов, нужно обратиться к тем, кто наиболее восприимчив к их существованию. То есть к противостоящей им силе.

– Вы имеете в виду христиан? – осторожно спросил я.

– Да, христиан. Причем самых истовых.

– Надеюсь, вы не включили в их число преподобного Зантзингера?

– Ни в коем случае! – усмехнулся По. – Зантзингер не распознает дьявола, даже если тот чихнет ему на стихарь. Нет, мистер Лэндор. Я имел в виду… молитвенную команду.

Предложение было вполне толковым. В самом деле, почему бы нам не обратить пристальное внимание на молитвенную команду, куда недолгое время входил и Лерой Фрай? Пока что она виделась мне неким добровольным объединением кадетов, считавших церковь академии слишком уж епископальной и искавших более прямой путь к Богу.

Удивительно, как резко кадет По переменил свое отношение к молитвенной команде. До сих пор он говорил о ней с нескрываемым презрением. Когда я напомнил ему об этом, он, ничуть не смутившись, ответил:

– А теперь, мистер Лэндор, я считаю, что они могут быть для нас полезными. Если вы позволите, я займусь этими ребятами.

У меня нет возражений. Только каким образом вы…

– Предоставьте это мне, – лениво растягивая слова, сказал он, не дослушав моего вопроса. – Кстати, мистер Лэндор, нам нужно подумать о более надежном способе обмена посланиями. С моей стороны все остается по-прежнему: я незаметно пробираюсь в гостиницу и подсовываю записку вам под дверь. А вот вам больше не стоит оставлять ваших посланий у меня в комнате. Не хочу сказать ничего плохого про своих однокашников, но любопытства им не занимать. Я предлагаю вам воспользоваться тайником в саду Костюшко. Вы знаете, где находится сад? Там из земли вытекает источник. По южному периметру источника есть приметный гранитный валун. Вся прелесть в том, что он немного шевелится. Можно его чуть-чуть подвинуть, запихнуть под низ записку и вернуть камень на место. Лучше всего класть записки по утрам. А я в течение дня найду возможность туда наведаться… В чем дело, мистер Лэндор? Почему вы усмехаетесь?

Я немного смутился, поскольку у меня и в мыслях не было смеяться над парнем. Просто ни один из моих прежних шпионов не обладал качествами, которыми природа наделила кадета По. Мне захотелось сообщить командованию академии, что я не ошибся в выборе помощника.

Такой случай представился мне на следующий день. Вечером я должен был встретиться с Тайером, однако полковник, сославшись на неотложные дела, ушел, оставив меня в обществе капитана Хичкока. Мы пили кофе с жирными сливками, ели кукурузные лепешки и маринованных устриц. Следующим ожидавшим нас блюдом было изумительное жаркое, приготовленное Молли. Его аромат наполнял гостиную. Хичкок говорил о читаемой им книге (кажется, то были «Мемуары Наполеона», написанные Монтолоном[74]). Внешне могло показаться, что мы с капитаном ведем непринужденную, учтивую беседу. Однако за внешними любезностями скрывались не слишком приятные новости. Командующий инженерными войсками затребовал подробный отчет о результатах моего расследования. Отчет было необходимо как можно скорее отправить военному министру. Оказывается, сам президент проявил интерес к делу о смерти кадета Фрая, а если президент проявляет интерес к чему-либо подобному, можно смело утверждать, что он сомневается в возможности расследовать случившееся местными силами. От командования академии, если оно не хотело расписаться в собственной некомпетентности, требовали быстрых и решительных действий. Сквозь учтивые слова капитана слышалось неумолчное тиканье дедушкиных часов Тайера, которые только что прозвонили пять раз.