По замахал руками (я видел лишь их силуэты).

– Не торопитесь мне возражать. Думаю, вы вскоре со мной согласитесь. Давайте рассуждать вместе… Два года назад кадет Фрай связался с «дурной компанией». В результате он стал членом молитвенной команды. Рассуждаем дальше. О ком подумал полковник Тайер, увидев изуродованное тело Фрая? О религиозном фанатике. Теперь попробуем и мы взять религиозные мотивы в качестве отправной точки. А не наведут ли они нас на причины убийства? Вдруг над Фраем собирались совершить какой-то ритуал? Ритуалы, как известно, всегда обставляются определенными предметами: камнями, свечами или еще чем-то. И размещают их не как попало, а тоже определенным образом.

В сумраке виднелся силуэт По. Он стоял, сложив руки. Совсем как священник.

– Итак: если над телом убитого действительно был совершен какой-то ритуал, обставленный соответствующими предметами, злоумышленник… или назовем его исполнителем ритуала… по окончании ритуала сразу же должен был их убрать. Зачем оставлять улики, правда? Но остались следы от ритуальных предметов. Их удалить гораздо сложнее, особенно когда времени в обрез. Того и гляди, сюда явится поисковый отряд. А у злоумышленника в руках – изъятое сердце Фрая. Естественно, он сумел забрать лишь ритуальные предметы. Засыпать ямки и распрямлять стебельки травы у него уже не было времени.

Белые камешки среди пожухлой травы выглядели совсем как надгробья где-нибудь на деревенском кладбище.

Я вынул записную книжку и карандаш. Двигаясь от камешка к камешку, я измерял шагами расстояние, ставя на бумаге точки. Их набралось около двух десятков.

– И что вы нашли? – прошептал По из недр ледника.

Любопытство выгнало его наружу. Только передав парню листок, я вдруг увидел весь узор этих точек.

– Здесь круг, – сказал По.

Это действительно был круг диаметром не менее десяти футов. Такого пространства хватило бы на полдюжины тел.

По склонился над листком.

– Но внутри круга тоже есть какой-то узор. Правда, мне его ни с чем знакомым не увязать.

Мы оба вглядывались в листок, пытаясь найти связь между внешними и внутренними точками. Бесполезно. Точки словно играли с нами в какую-то дьявольскую игру. Не знаю, что виделось По; мне же начало казаться, что они… разбегаются прочь с бумаги. Оторвавшись от листка, я перевел взгляд на камешки.

– Тут может быть только одна причина, – пробормотал я.

– Какая? – спросил По.

– Если мы пропустили несколько точек на окружности… готов держать пари, мы с таким же успехом могли пропустить и точки внутри круга. Давайте-ка посмотрим…

Я положил листок на твердый переплет записной книжки и стал соединять линиями ближайшие точки. Я не очень сознавал, зачем это делаю, пока не услышал произнесенное моим помощником:

– Треугольник.

– Верно, – согласился я. – Скорее всего, тело Лероя Фрая лежало внутри треугольника. А злоумышленник находился… Где он мог находиться?

Много лет назад я расследовал обстоятельства гибели одного кузнеца (должно быть, на оплату моих усилий пошли все скромные сбережения нескольких поколений этой семьи). Его убили дубиной. Мало того, на лбу осталось красноватое вздутие – след раскаленной лошадиной подковы. Я долго не мог понять, зачем убийца еще и поиздевался над мертвецом, клеймив ему лоб. Помню, я водил рукой по этому вздутию и видел… нет, правильнее сказать, представлял убийцу стоящим у двери с дымящейся подковой в руке. В его глазах читалась ярость вперемешку со страхом и еще… некоторая робость, словно он сомневался, что достоин внимания полицейского чина. Когда же мы схватили настоящего убийцу, он оказался совсем не таким, каким я его себе представлял. Однако выражение глаз… оно полностью совпало. И это выражение сохранялось до самой последней минуты, пока петля не затянулась на его шее.

После того случая я стал верить в правдивость мысленных образов. Но сейчас в моих мыслях не всплыл ни один образ. Стоило мне увидеть чье-то лицо, как оно тут же меняло очертания, множилось, а потом пропадало.

– Ну что, не напрасно я гонял вас на крышу, – сказал я По. – Еще раз спасибо за помощь. А теперь вам самое время идти готовиться к параду, а меня ждет капитан Хичкок, так что я…

Повернувшись, я увидел моего помощника стоящим на коленях в траве. Опустив голову, он что-то бормотал. Правильнее сказать, мычал.

– Что это вы разглядываете, кадет По?

– Я их увидел еще с крыши, – ответил он. – Они не вписывались в общую картину, и потому я вам не…

Он опять замычал что-то нечленораздельное.

– Я не понимаю, о чем вы.

– Подпалины… Следы пламени! – воскликнул он. – Дайте мне вашу книжку.

Вырвав оттуда листок, По уложил его прямо на траву и стал заполнять бумагу быстрыми косыми штрихами. Казалось, они покроют листок целиком. Но затем он поднял листок и, пользуясь неярким солнцем, взглянул на просвет. Я тоже взглянул. Увиденное напоминало рисунок, сделанный пальцем на запотевшем оконном стекле.

– Это же буквы… SHJ, – сказал По. – И первая может являться начальной в слове «общество»[57].

Мы перебрали в памяти все мыслимые обществу вплоть до Общества любителей спаниелей. Видел бы нас кто-нибудь в ту минуту стоящими на коленях и бормочущими как двое помешанных!

– Стойте! – вдруг сказал По.

Он еще раз взглянул на листок и тихо добавил:

– Если буквы перевернуты, значит, и стоять они должны в обратном порядке.

Я тут же вырвал из записной книжки новый листок и переписал буквы справа налево.

– Иисус Христос, – прошептал По.

Я присел на корточки, растирая затекшие колени. Затем полез в карман за табаком.

– В старые времена такое сокращенное написание имени Христа было очень распространено, – пояснил я. – Правда, я никогда не видел, чтобы буквы переворачивали.

– Стало быть, написавший эти буквы взывал не к Христу, – сказал По. – Он обращался к тому, кто диаметрально противоположен Иисусу.

Я сидел в траве, пожевывая табак. По разглядывал вереницу облаков. Где-то посвистывал черный дрозд. Ему отвечала древесная жаба. Но от безмятежности раннего вечера не осталось и следа.