– Успокойтесь: весь наш мир – мир мужчин, – усмехнулась Эмма. – Впрочем, погодите, я что-то не возьму в толк. Если Роман вернется к вам, вы предложите ему стать управляющим вашей собственности?

– Нет, я предложу ему стать моим мужем. – Надо же, удалось-таки выговорить это, а она боялась, что онемеет от страха. Теперь главное – не останавливаться. – Он получит в свое распоряжение Le Volontaire, мои доходы, мой банковский счет (повторяю, я не миллионерша, но деньги у меня есть), мою квартиру, а через некоторое время все, что мне перейдет в наследство от одной престарелой родственницы. – Прости, милая тетушка Изабо, но сейчас все ставится на кон, а там или она получит все, или… или ничего не проиграет, кроме счастья. – Словом, я предлагаю Роману именно ту стабильность, которой он лишен.

– Миленькая моя, – прошептала, видимо, потрясенная Эмма, – вы хотите замуж за Романа? Но он ведь мальчишка! Он вам годится…

– Я знаю.

Если бы у ее собеседницы была душа или, к примеру, сердце, она, возможно, и пожалела бы эту несчастную пешку. Но в том-то и беда, что душа ее была продана дьяволу, а сердце… сердца у нее, очень может быть, никогда и не было, а с левой стороны груди был прилажен отличный, здоровый мотор для перегонки крови. Недаром же она считала любовь всего лишь средством для укрепления сердечной мышцы. Беспрестанно тренировать эту самую сердечную мышцу, рискуя ее надорвать, Эмме нравилось больше всего на свете.

– Я знаю, что вы хотите сказать, – продолжала Фанни, – но лучше не нужно. Ничего не говорите! Роман для меня – все, все на свете, вы понимаете? Он может быть мне мужем, отцом, сыном, любовником, братом. Рядом с ним я чувствую себя вовсе не старой, мудрой и опытной. Да, и это тоже, но еще я чувствую себя девочкой, которая полюбила впервые и не знает, что делать со своей любовью. У каждого из нас свой мир, в котором другой ничего не понимает. Мы можем быть друг для друга проводниками в этих мирах, переводчиками с чужих языков на наш общий, а любовь смягчит и сгладит все, что должно отдалять нас друг от друга. Моя любовь, конечно, – тут же поправилась она с кривой, страдальческой усмешкой. – Моя любовь! Я понимаю, что когда-нибудь Романа потянет к молоденькой девушке, ему захочется иметь детей и все такое. Ради выгоды можно спать с не слишком молодой дамой до поры до времени, но когда это время наступит, юный любовник должен будет уйти в другую жизнь – и уйдет.

Она осеклась, взглянув в лицо Эммы. Внезапное страдание так исказило ее черты… Что с ней?

Эх, если бы Фанни знала, если бы только знала, что именно в эту секунду положила незримый черный шар на незримую чашу весов, где как раз сейчас решается, жить или умереть Роману Константинову после того, как безумное предприятие, в котором он участвует, увенчается успехом!.. Шансы были равны, мучительные pro и contra до этой минуты находились в равновесии. Что же ты наделала, Фанни?..

Что с Эммой? А разве не ясно? Фанни все время забывает, что Роман – ее сын. Какой матери будет приятно, когда страстью к ее молоденькому, свеженькому, гладенькому мальчику вдруг воспылает ее ровесница, с теми же морщинками у глаз, с тем же намеком на второй подбородок и складками у рта?

Ну, это сильно сказано, положим. Никакого второго подбородка и даже намека на него нет ни у Эммы, ни у Фанни, морщинки у глаз обозначают места, где раньше были улыбки (поклон вам, великий шутник Марк Твен), складки у губ совсем не такие клинические, и если прибегнуть к ухищрениям современной косметологии, их можно убрать за один сеанс.

Так они стояли и смотрели друг на друга, эти две женщины, сделавшие ставку на одного и того же мужчину, только ставки эти были разными, совсем разными, но ведь и выигрыш каждой светил – ни с чем не сравнимый!

– Ладно, – махнула Эмма, – все это пустые разговоры, сами понимаете. Как вы себе представляете: я должна прийти к этой Катрин… Господи, я даже не знаю, где она живет, где держит Романа!

«…она держит его в своем тайном гнездышке на бульваре Сен-Мишель, там, где на постели черные шелковые простыни…»

Эмма мотнула головой, отгоняя непрошеное воспоминание об Армане.

«Чтоб ты сдох, козел!»

– Я знаю, – торопливо сказала Фанни, – знаю ее квартиру на бульваре Сен-Мишель.

– И что, я должна пойти и стащить моего мальчика с его любовницы? И сказать: у меня есть для тебя другая, готовая…

Она оскалилась, коротким смешком удержала готовое сорваться непотребное словцо, но Фанни мигом поняла, что имела в виду Эмма. Но не обиделась, наоборот – посмотрела с новым интересом. Да, это сильная женщина. И, кажется, она сумеет сделать то, что намерена предложить ей Фанни.

Если захочет, конечно.

– Эмма, вы можете употреблять в мой адрес какие угодно эпитеты, я не обижусь. Быть может, вам покажется странным мое упорство, но Роман для меня – смысл жизни!

– Не для вас одной, – тихо проговорила Эмма. – Но наши любимые… наши любимые дети уходят от нас, и мы сами выводим их на эту безвозвратную дорогу! И напутствуем, и машем вслед, и плачем… А потом поворачиваемся и тоже уходим, не обернувшись, чтобы больше о них не вспоминать…

Фанни когда-то читала Чехова (это всегда было модно) и Достоевского (еще более модно) и ничегошеньки не поняла ни в том, ни в другом. Осталась только оторопь перед безднами славянской натуры. Точно такая же оторопь охватила ее сейчас.

Она, эта Эмма, способна хоть на чем-нибудь сосредоточиться, интересно знать? Ее постоянно тянет на какие-то философствования, а здесь решается конкретный вопрос!

Откуда ей было знать, бедняжке, что Эмма не просто сосредоточена, она зациклена на единственном интересующем ее вопросе, и именно это создает массу неудобств для других?

– Извините, – сказала Эмма, – я вас все время перебиваю. Ни слова больше, клянусь. А вы продолжайте.

– Итак, я не просто хочу, чтобы Роман ушел от Катрин ко мне. Я хочу, чтобы ее бросил Лоран!

– Так, понимаю. – Эмма глянула на нее исподлобья. – Вы сообщите ему, что у Катрин завелся молодой любовник, и он, оскорбившись, бросит ее. А заодно даст задание своим бодигардам пристрелить Романа. Но ведь тогда его точно никто не получит, ни вы, ни Катрин. И я тоже его потеряю!

– Вы обещали молчать, – нетерпеливо напомнила Фанни, – так и помолчите хоть минуточку! Дайте договорить.

Эмма иронически приподняла брови и приложила палец к губам, словно подтвердила, что будет молчать.

– У меня и в мыслях нет выдавать Романа. Я хочу, чтобы Лоран бросил Катрин не из мести, а просто потому, что встретил другую женщину. Точно так же, как бросил меня. Понимаете?

– Совратительницу этому вашему Лорану где будете искать, в эротических театрах на бульваре Клиши? – ехидно поинтересовалась Эмма. – Какую-нибудь молоденькую бесстыдницу?

– И в мыслях не было искать для Лорана молоденькую девушку, – отмахнулась Фанни. – Он мне рассказывал, что раз в жизни связался с такой, а потом не знал, куда от нее деваться. Она его шантажировала, врала, что беременна…