Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Принимая место первого чина Республики, я чувствовал, какие обязательства я принимаю на себя».
«Отсутствие порядка в финансах погубило монархию, подвергло опасности свободу, в течение 10 лет поглощало миллионы».
«Во все века люди судили о счастье и благоденствии наций на основании их торговли и земледелия. Ни то, ни другое не могут развиваться среди политических волнений и без сильного правительства».
Привязанность Бонапарта к научным кругам была столь велика, что в своем первом правительстве он окружит себя светилами Института: морским министром станет Форфе, известный исследователь моря («человек с крупной репутацией, но не обнаруживший особых талантов», – писал о нем Альбер Вандаль), министром внутренних дел – сам Лаплас, который «повел себя так, что оставить его оказалось невозможным».
«С первых же дней, – продолжает Вандаль, – временные консулы убедились, что он слишком большой математик для того, чтобы правильно судить о политических делах. Лаплас ни одного вопроса не рассматривал под настоящим углом зрения, он всюду искал хитроумных комбинаций, высказывал лишь проблематические идеи и вносил в администрацию дух бесконечно малых».
Он занимал министерское кресло лишь полтора месяца, с 12 ноября по 25 декабря 1799 года. Бонапарт пересадил математика в Сенат, срочно нашел ему замену – брата Люсьена, а Лапласу написал: «Бонапарт, консул Республики, гражданину Лапласу, члену охранительного сената. – Услуги, которые вы призваны оказать Республике, гражданин, выполнением возлагаемых на вас высокой важности функций, уменьшают мое сожаление об уходе вашем из министерства, где вы своею деятельностью завоевали общие симпатии. Честь имею предупредить вас, что вашим преемником я назначил гражданина Люсьена Бонапарта. Предлагаю вам безотлагательно передать ему портфель».
Увы, Лаплас, создатель теории устройства Вселенной, оказался неспособным практиком. Зато другие оказались на своих местах: Бертье остался военным министром, а Фуше – министром полиции. Талейран снова возглавил министерство иностранных дел. Бонапарт простил ему циничную несдержанность, проявленную перед экспедицией на Восток («Для руководства таким походом не требуется особо большого полководческого таланта»).
В Сенат, помимо Лапласа, войдут герои Египта Монж и Бертолле, а также «идеолог» Вольней. Кресла будут предложены представителям искусства и литературы: поэту Дюси и живописцу Вьену, однако Дюси не примет предложения, предпочтя независимость, за что позднее заслужит похвалу Шатобриана.
В Трибунат (орган, обсуждавший законы) посадили, по оценкам Вандаля, «ораторов и риторов, воинствующих философов, литераторов, окунувшихся в политику, и политиков, занимавшихся литературой, людей острого и яркого ума»: Дону, философа Ларомигьера, экономиста Ж. Б. Сэя, Бенжамена Констана, писателя Мари Жозефа Шенье, остроумного поэта Андрие и других людей «с большой репутацией», с честолюбием, «противников христианства и ненавистников попов».
Первый консул не разделял антиклерикального настроя интеллигенции и освободил священников. Служители культа, бежавшие за Пиренеи от ужасов революции, возвращались буквально толпами.
Вернулись сосланные писатели, за ними скоро последуют дворяне-эмигранты.
«Граждане, революция остановилась на принципах, во имя которых она была начата; она закончена».
Так генерал-миротворец объявил главу закрытой.
Третье сословие, начинавшее революцию, благодарит царя земного и Небесного. Оно даст столько рекрутов, сколько земной потребует, лишь бы не грабили на дорогах.
Промышленность, урожаи и торговля вырастут многократно. Управление государством похоже на управление армией, а казна – на кассу главнокомандующего.
Наполеон председательствует на заседаниях Государственного Совета, творя Кодексы. Но, создавая систему на века, не забывает сиюминутного.
Первый консул изучал возможности нового вторжения в Африку и Азию. В конце 1802 года он посылает на Ближний Восток генерала Себастиани с официальным поручением – восстановить торговые связи с турецкими гаванями и с тайным – восстановить отношения с Портой. Миссия не привела к ощутимым результатам.
Англия знала об этом и не доверяла вселенскому честолюбцу.
Отношение Клебера к Наполеону неоднократно менялось.
«Высокий, статный, грубоватый» не любил «выскочку», но после победы падал в его объятия: «Вы велики, как Мир!»
Бонапарт уехал 23 августа, не попрощавшись, оставил Клеберу запечатанный конверт и долг в семь миллионов франков.
Членам Большого Дивана сказали, что Бонапарт уехал принять начальство над своим флотом и вернется через три месяца.
26 августа Нестор читает записку: «Интересы отчизны, ее слава, верность долгу, а также чрезвычайные обстоятельства вынуждают меня, минуя кордоны вражеской эскадры, вернуться в Европу».
Самое мягкое, что произносит Клебер, – «этот типчик» (так он называет дезертира в письме Директории). Кому нужны «инструкции» Бонапарта, его напыщенные «обращения к Восточной армии»?
Однако Клебер благороден, справедлив и умеет сдерживать эмоции. Выдавая пропускное свидетельство Полине Фуре перед ее отъездом из Египта, он написал бывшей любовнице Бонапарта следующие строки: «Дорогой друг, вам здесь нечего больше делать. Вернитесь во Францию. Там у вас есть друг, который не преминет заняться вашим будущим. Будьте счастливы и, если это мое пожелание сбудется, подумайте иногда о том, кого вы оставляете здесь. Он был иногда груб, но потомство всегда скажет о нем, что он был добрый малый».
Армия очень уважала Клебера. Даже Бернадот, ставший шведским королем, хранил его портрет до самой смерти. Ведь когда-то Клебер произвел его в бригадные генералы прямо на поле сражения, как то было принято в «славные времена Самбры и Мааса».
Клебер стремится закончить ненужную войну. Он понимает, что «египетских французов» надо спасать. Лишенные связи с родиной, они не смогут долго противостоять бесчисленным армиям африканцев и азиатов, да еще и разного рода партизанам и фанатикам. Если же высадятся англичане, способные получать подкрепления по морю, то положение станет катастрофическим.
Все теперь выглядит иначе, чем при Бонапарте. Повелитель исчез, остались просто солдаты. Вовсе не склонные сохранять Египет для Франции и думающие лишь о том, как побыстрее выпутаться из авантюры.
В то же время, они не прочь извлечь выгоды из своего положения временных правителей. Клебер писал генералу Дюгуа 22 января 1800 года, давая инструкции по сбору налогов: «В настоящий момент необходимо, мой дорогой генерал, чтобы мы выжали Египет, как человек, приготовляющий лимонад, выжимает лимон… Вы получите 300 человек пехоты и две пушки и пошлете их в Дельту или туда, где копты сочтут необходимым иметь эти силы».
Новый главнокомандующий начал переговоры с турками и британцами и заключил 24 января 1800 года Аль-Аришскую конвенцию, взяв обязательство эвакуировать Египет в 90-дневный срок в ответ на гарантию свободного возвращения Восточной армии во Францию.