Наконец нужная бумажка нашлась, и он улыбнулся довольно, сверкнув белыми зубами.

– Это наш, душанбинский, Элбой Фархадов его зовут. Недавно закусочную открыл, плов для своих делает. Ну, выпечку еще всякую. У него дешево, все расфасовано, потом по стройкам развозит – наши хорошо берут. Многие, сколько здесь живут, к местной пище так и не привыкают. Он говорил, ему женщины на работу нужны. И связи у него всякие есть, любой документ может сделать… Сейчас позвоним.

Расправив бумажку в ладонях, он потянулся было за телефоном, потом цокнул языком, покачал головой задумчиво:

– Слушай, точик, я на улицу пойду звонить, а ты пока здесь посиди. Вдруг связь плохая будет, кричать придется, ребят перебужу… Сиди, я скоро.

Накинув куртку, он тихо скользнул из кухни в комнату, и было слышно, как он чертыхался извинительно, пробираясь из комнаты в прихожую. Диля крепко переплела пальцы, сглотнула застрявший в горле слезный комок – только бы повезло! Пусть бы этот предприимчивый Элбой Фархадов взялся сделать ей разрешение на работу и регистрацию, хоть бы и липовую, и пусть бы местечко для нее нашлось… Пусть хоть какое! Хоть жирные котлы мыть, хоть мусор убирать, все равно. Лишь бы зацепиться. А с жильем она как-нибудь определится – другие ж определяются. Можно на окраине дешевую комнатку снять…

Илхом вернулся на кухню быстро, передернулся в лихорадке от холода, схватился руками за остывающую пиалу.

– Все нормально, точик! Возьмет он тебя. На раздаче будешь стоять. И документы все сделает. Только я тебя предупреждал – он дорого возьмет. Сама виновата – дотянула до последних дней. Сказал, чтоб ты подошла к нему послезавтра.

– А завтра нельзя?

– Нет. Он уезжает куда-то, завтра никак нельзя. Да он сделает, ты не волнуйся! Он большой человек. Уважаемый. Уже одно то, что сумел здесь коммерцию раскрутить, о многом говорит. Его сам Фарух Закиров уважает. А жить будешь прямо при закусочной, там для своих какая-то бытовка оборудована. Если хочешь, сына до конца зимы можешь у нас оставить…

– Нет. Что ты. Неудобно. И так я к вам навязалась. Пусть уж он со мной будет.

– Что ж, сама решай, точик. Может, ты и права. Жизнь у вас трудная будет, пусть привыкает. Кто привыкает и умеет терпеть, тот и выживает. И еще вот что, точик… Считай, что я за тебя поручился, поэтому не подведи, работай хорошо. У него там выходных дней не бывает и трудовых законов тоже не соблюдается, так что возмущений не поднимай. Зато и заработать прилично сумеешь, он тебя не обидит. Не тот он человек. В общем, я тебя предупредил, поняла?

– Поняла. Спасибо тебе, Илхом… Даже не знаю, как тебя и благодарить. Я завтра схожу в магазин, куплю для Зебе подарок. Можно?

– Нет, не надо. Своей жене я сам подарок куплю, а ты деньги побереги. Они тебе еще пригодятся.

– Спасибо. Значит, завтра у меня день свободный, получается? – улыбнулась она, задумчиво проведя ногтем по чисто вымытой столешнице. – Только завтра?

– Да. Получается, так. А почему ты спрашиваешь?

– Слушай, тут такое дело… У меня же вроде как тут родственники живут, в Пригожинском районе. Деревня такая есть – Горелово. Там мамина родина…

– Родственники?! Так чего ж ты молчала? Наверное, надо было к ним сразу ехать! Они ж помогут, раз родственники!

– В том-то и дело, что я не уверена… Может, они меня вообще знать не захотят? Мы и не виделись никогда!

– Ну и что? Это ничего, что не виделись. Раз родственники – должны помочь! – с уверенностью восточного человека произнес Илхом и ударил ребром ладони по столу, искренне возмущаясь Дилиными сомнениями. – Надо к ним съездить, точик!

– А может, мне как раз завтра… – неуверенно подняла на него глаза Диля.

– Так и давай! Ты съезди к ним пока одна, без мальчика. Завтра, говорят, мороз тридцать градусов, чего его холодом мучить? А ты вроде как сама по себе все разведаешь. Утром уедешь, вечером вернешься. А там видно будет. Я считаю, обязательно надо для начала одной съездить.

– Ты думаешь?

– А что? Один день с Зебе твой мальчик пусть побудет – ничего страшного!

– Ну хорошо… Я поеду. Да, я поеду! Встану раньше всех, чтоб под ногами не путаться, и уйду.

– Ну вот и хорошо. Я слышал про это Пригожино – там наши ребята долго работали, школу строили. И заплатили им нормально. Говорят, деньги прямо по ведомости получали, без всяких посредников. Представляешь? Когда и где такое бывает… Только туда ездить неудобно, автобусы редко ходят. А электричек вообще нет. Так что учти…

– Ага. Я утром сразу на автовокзал поеду.

– А сейчас иди спать, точик. Тем более спать тебе совсем до утра чуть-чуть осталось. Завтра вечером приедешь и все расскажешь, как тебя родственники встретили. Вот увидишь, они обрадуются! Мои бы точно обрадовались…

Заснуть ей в эту ночь так и не удалось. Хотя какая там оставалась ночь – жалкий хвостик. Да и Зебе поднялась рано, еще за окном и не ду мало рассветать. Двигалась бесшумно и ловко по кухне, свежая, улыбчиво-спокойная, будто к празднику стол готовила, а не завтрак накрывала для уставших ночевщиков, озлобленных в борьбе за свое, кровное, заработанное.

– Зебе, я на целый день уеду… Можно, Алишер с тобой побудет? Жалко его по морозу таскать.

Не переставая улыбаться, женщина махнула белой в муке рукой – иди-иди, мол.

– Я его будить не стала. Как проснется, скажи, чтоб меня не терял.

– Скажу. Ты погоди, сейчас лепешки будут. Садись, чаю попей.

– Зебе, ты мне номер сотового телефона Илхома продиктуй, я запишу. Мало ли что. Ты его наизусть помнишь?

– Помню, записывай… И свой оставь, я Илхому скажу. Так чай будешь?

От чая Диля отказалась, побоялась время упустить. Кто его знает, как в это Пригожино автобусы ходят? Может, всего один рейс утренний и есть?

На улице было темно и знобко, и выпавший за ночь снег холодно светил искрами в отблеске редких фонарей. Зато трамвай тут же подошел к остановке, распахнул гостеприимно двери-гармошку. Она села у окна, прижала теплую ладошку к заиндевевшему стеклу, чтоб прогреть себе дырочку для обозрения. Ладонь тут же онемела, потом заныла ледяной болью, но дырочка таки образовалась, хоть и маленькая. Глазок в мир есть, уже хорошо. Правда, сидеть на одном месте было неуютно – сразу изнутри вырастала проклятая дрожь, сначала мелкая, потом крупная, и надо было напрягаться мышцами, удерживать ее в приличном культурном состоянии – не трястись же в лихорадке на виду у людей! Совсем организм не хотел привыкать к новой зиме, колошматился изнутри, и никакими верхними теплыми одежками нельзя его было уговорить.

Зато в «икарусе» до Пригожина, на который она как раз успела купить билет, было относительно тепло. Сразу за городом потянулись заснеженные поля с девственным пухлым снегом, на смену им выскакивали не успевшие стряхнуть с себя ночную зимнюю темень сосновые перелески, и яркий утренний шарик солнца прыгал по верхушкам деревьев, будто играя, обещал крепкий морозный день. Можно было вздремнуть, откинувшись в мягком кресле, но спать Диле почему-то не хотелось. От волнения, наверное. И правда, как ее встретит родная тетка, мамина сестра? Может, Илхом прав и она ей обрадуется? Не каждый же день, наверное, на ее пороге племянницы из небытия вырисовываются.