Какая-то женщина, проходя мимо их столика, поздоровалась с Салли, но не остановилась. Ратлидж подождал, пока она отойдет подальше.

— Насколько я понял, когда Линдена вернули в лагерь, об их с Кэтрин отношениях еще никто не знал.

— Совершенно верно. Но можно понять, как чувствовала себя Кэтрин после войны. Она много лет пыталась найти его и как будто немного даже помешалась. А потом, когда она узнала, что он умер, ей стало совсем невмоготу. Карфилд еще усугубил ее положение, хотя считал, что действует из лучших побуждений. С тех пор почти никто у нас с ней не знается, даже не произносят ее имени вслух.

— Вы сказали, что Линден напомнил вам Марка. Может быть, именно сходство толкнуло к нему Кэтрин? Как вы думаете, тогда она все еще была влюблена в Марка?

Салли Давенант покачала головой:

— Нет, к тому времени между ними все давно было кончено. Я сразу поняла, что у них ничего не выйдет. Марк всегда, всю жизнь ухитряется влюбляться не в тех… — Она осеклась, плотно сжала губы, в глазах появилось вызывающее выражение.

Ратлидж терпеливо ждал. Через какое-то время его собеседница, пожав плечами, продолжила:

— Разумеется, я не имела в виду то, что вам, возможно, показалось.

Хотя Ратлидж думал, что она имела в виду именно то, что ему показалось, он спросил:

— Что же вы имели в виду?

— В то время, когда Кэтрин познакомилась с Марком, она еще не открыла в себе талант. Да, она и тогда рисовала, но живопись еще не стала целью ее жизни — понимаете, о чем я? По-моему, после того как ее дар вырвался бы на свободу, он встал бы между ними… К тому же Кэтрин не разделяла страсти Марка к полетам. Даже если бы их не разлучила война, что у них была бы за семья?

В зал вошел Карфилд; он тепло улыбнулся миссис Давенант и сухо кивнул Ратлиджу.

— А Леттис?

Салли ответила не сразу. Она тщательно подбирала слова:

— Не думаю, что у них что-нибудь получится… в конце концов. Видите ли, Леттис всегда, всю жизнь обожала Чарлза. Она его боготворила. Ни одному мужчине не захочется жить в тени такого обожания. Будь Чарлз старше… Марк еще сумел бы смириться. Но быть вторым — это не для Марка! Всякий раз, о чем бы ни заходила речь, ему бы приходилось выслушивать: «Чарлз то» и «Чарлз это».

— Не потому ли Леттис влюбилась в Уилтона, что он был красавцем и героем? Возможно, ее опекун специально пригласил Уилтона к себе в гости, чтобы познакомить с ней? Не овладела ли ею безрассудная страсть, одержимость, как случилось с Кэтрин много лет назад?

— Нет, что вы! Надеюсь, вы заметили, что Леттис довольно зрелая для своих лет. Наверное, все дело в том, что она очень рано осиротела; ей пришлось с юных лет учиться быть независимой. Чарлз более или менее культивировал в ней самостоятельность. Его ведь могли в любое время убить, а он хотел, чтобы его подопечная была способна продержаться и одна! Нет, Леттис никогда не была романтичной и наивной девочкой; по-моему, именно это и притянуло к ней Марка. Он столько влюблялся в хорошеньких глупышек, которые считали его отважным героем, рыцарем на белом коне. А на самом деле Марк человек очень замкнутый; иначе и быть не может, ведь он много времени проводит один в воздухе. Чарлз рядом с ним казался таким… открытым. В то время как Хью отличался каким-то разрушительным обаянием… огромным, пусть и неглубоким, Чарлз… даже не знаю, как сказать. По-моему, он обладал особой физической притягательностью. Стоило ему войти в комнату, и он каким-то образом сразу приковывал к себе всеобщее внимание — исключительно тем, что находился там. Мужчины считались с его мнением, женщины находили его чутким и отзывчивым. Такое сочетание силы и нежности встречается довольно редко.

— Но самым красивым из них троих, конечно, считался Марк?

Салли Давенант усмехнулась и налила себе еще чаю; затем подлила чаю и Ратлиджу.

— О да, разумеется! Уверяю вас, если бы он вошел сюда сейчас, все женщины сразу бы его заметили… и начали прихорашиваться! Сколько раз я была тому свидетельницей… У Хью было обаяние, у Марка — красивая внешность, а у Чарлза — харизма. Разница в том, что Хью и Чарлз умели распорядиться своими дарами. Марк не чванится, не позирует; он никогда не был самодовольным павлином. Вот его главная слабость. От красавцев слишком многого ждут.

— Потому-то вам и кажется, что он бы не смог жить в тени Чарлза Харриса?

— Конечно. Я думаю, именно поэтому Марк не пробовал ухаживать за мной — ведь Хью умел очаровать буквально всех… Более того, он часто пользовался обаянием как средством добиться своего. Жить с ним было непросто. Представьте: только что вы на седьмом небе от счастья, а в следующий миг он разбивает вам сердце! И хотя в конце я почти возненавидела его, было уже поздно. С Хью я разучилась верить кому бы то ни было… Выйдя за Марка Уилтона, я бы стала настоящей мегерой! Кстати, он все прекрасно понимает.

Последние слова были произнесены легко, с улыбкой, но за ними крылась боль; Ратлидж все понял по глазам и по голосу своей собеседницы. Он сочувствовал Салли Давенант, но не переставал думать о том, что она сказала ему в первый день, когда он с ней заговорил, — что Марк Уилтон был бы глупцом, если бы причинил вред опекуну Леттис, ведь это самый верный способ ее потерять.

Сейчас Салли сама себе противоречила.

Интересно, понимала ли она, что только что подсказала мотив убийства? Причем не свой, а Марка Уилтона.

А может, все как раз наоборот! Возможно, Салли Давенант очень хочет отомстить и одним ударом уничтожить всех троих — Леттис, Чарлза и капитана! В результате Леттис останется такой же одинокой и опустошенной, как и сама Салли. А может, именно Салли выдала Кэтрин и ее любовника-немца? Женщины часто угадывают нечто подобное. Так, его сестра Франс всегда знает о грядущем скандале еще до того, как соседи начинают сплетничать.

Как будто прочитав его мысли, Салли тихо сказала:

— Но вы хотели что-то узнать о Кэтрин, а не обо мне. Знаете, ее отец научил ее стрелять. Если бы она хотела застрелить Чарлза, она бы знала, что сделать, на что нажать. Но почему сейчас — ведь столько времени прошло? Я всегда считала ее страстной, порывистой натурой: достаточно взглянуть на ее картины! Она не хладнокровна… — Салли умолкла.

День выдался утомительным. Хикем так и не пришел в сознание настолько, чтобы его можно было допрашивать, а доктор Уоррен вел себя несносно — видимо, от недосыпа. Его маленькая пациентка умирала, и доктор понятия не имел, что с ней случилось. Когда Ратлидж попробовал расспросить его о Хикеме, доктор отрезал:

— Поедемте со мной, посмотрите на ту девочку, а потом, черт вас дери, посмейте только сказать, что жизнь Хикема стоит ее жизни!

Ратлидж вернулся на луг; он обошел его вдоль и поперек, пытаясь представить себе убийство, испуганную лошадь, выпавшее из седла тело. Он старался уловить в воздухе ту ненависть, которая привела к убийству. Почему всадник и его убийца встретились именно здесь? Долго ли убийца подкарауливал жертву? Знал ли он, какую дорогу для прогулки выберет в то утро полковник? Если да, то первый подозреваемый — Ройстон. Или Леттис. Хотя, может статься, еще накануне, до ссоры, полковник за ужином обмолвился о своих планах, а Уилтон все запомнил. А может, убийца просто шел следом за Харрисом от самого переулка. Тогда под подозрение снова попадает Уилтон. Или Хикем? Или Кэтрин Тэррант пришла на луг с утра пораньше и прихватила с собой дробовик? А может, полковника поджидала миссис Давенант?