— Смерть редко бывает приятной, — не сразу ответил он. — Иногда глубокие старики выглядят в смерти достойно… А убийство, что бы там ни думал убийца, никогда не ставит точку…

Леттис покачала головой.

— Лоренс Ройстон рассказывал, что однажды убил ребенка… Произошел несчастный случай. Девочка выбежала на дорогу перед самой его машиной; он ничего не успел сделать, все было кончено в один миг. Но он до сих пор помнит все, как будто это было вчера: лица родителей, горе, маленькое искореженное тело. Две девочки играли на дороге — и вдруг смерть! — Леттис печально улыбнулась. — Ройстон хотел мне помочь, сказать, что ни один из нас не избавлен от боли. Хотел по-доброму — понимаете, по-доброму! — посочувствовать мне. Он очень добрый человек. Но утешения я от его слов не получила.

На дереве за открытым окном запела птичка. Ее веселая звонкая песенка казалась особенно неуместной рядом с негромким разговором о смерти.

— Вы по-прежнему хотите, чтобы убийцу Чарлза повесили? — спросил Ратлидж, пристально наблюдая за своей собеседницей.

Леттис вздохнула и ответила вопросом на вопрос:

— Вы и правда думаете, будто его могла убить Кэтрин Тэррант?

— Не знаю. Мы по-прежнему лишь предполагаем. Кто убийца? Кэтрин Тэррант? Марк Уилтон? А может быть, миссис Давенант. Ройстон. Хикем. Мейверс.

Леттис нетерпеливо взмахнула рукой:

— Значит, вы совсем ни до чего не додумались. Гадаете в темноте.

— А может, его убили вы?

Комната наполнилась нежным ароматом; Ратлидж так и не понял, принес ли его ветерок из сада, или это был аромат духов.

— Я?!

— Мисс Вуд, — сухо заметил Ратлидж, — я никого не имею права исключать.

— Если бы я… почему-либо… собралась кого-то убить… я бы ни за что не взяла дробовик! И не стала стрелять в лицо!

— Убить можно разными способами, — ответил Ратлидж, внезапно вспомнив о Джин. — Жестокость тоже убивает.

Леттис вспыхнула, как будто он ее ударил. Она вскочила и почти побежала к двери.

— О чем вы говорите? Нет, и слышать не желаю! Прошу вас… уйдите. Мне нечего больше вам сказать. — Ее странные глаза пылали гневом, отчего лицо стало сильным и страстным. — Делайте то, ради чего приехали, и возвращайтесь в Лондон!

— Извините… я вовсе не хотел… — забормотал Ратлидж.

Он тоже встал и протянул к ней руку, словно умоляя не звонить, не звать Джонстона. Хэмиш у него в голове оживился: «А она тебя еще завлечет, помяни мое слово! Уноси-ка ноги, приятель, пока цел!»

Ратлидж сделал вид, будто ничего не слышит.

— Взгляните на дело с моей точки зрения, — продолжил он. — Пока у меня есть показания лишь одного свидетеля, и они указывают на Марка Уилтона. Я не спешу арестовывать его, чтобы позже не пришлось отпустить убийцу за недостаточностью улик. Вы понимаете, чем для него чревато такое суровое обвинение? И для вас, кстати, тоже, если вы сейчас или потом выйдете за него замуж. Подумайте, вы знали Чарлза Харриса так же хорошо, как и все, если не лучше. Знали его как человека, а не как солдата, землевладельца, хозяина. Помогите мне найти убийцу полковника, если, конечно, он вам небезразличен.

Леттис в упор смотрела на него; она по-прежнему злилась. Но Джонстона не позвала. Плавно и грациозно она подошла к окну. Ратлидж вынужден был повернуться, чтобы смотреть ей в лицо.

— Тогда чего вы хотите? Чтобы я бросила тень на кого-то другого?

— Нет. Чтобы вы помогли мне как можно яснее представить тот последний вечер.

— При их ссоре я не присутствовала!

— Но вы можете судить, что тогда произошло. Если я задам вам нужные вопросы.

Леттис молчала, и Ратлидж стал думать, пытаясь представить, что тогда могло произойти.

Три женщины. Трое мужчин. Кэтрин Тэррант, Леттис Вуд, Салли Давенант. Чарлз Харрис, Марк Уилтон и немец по фамилии Линден. Что связывало их всех? Ратлидж пока этого не знал. И все же их что-то объединяло. Любовь и ненависть. Линден мертв. Харрис убит. И Уилтона тоже ждет смерть, если суд устроят показания Хикема. Мужчин не станет. Всех троих.

Мысли его невольно вернулись к Кэтрин Тэррант.

— Возможно ли, чтобы… — медленно заговорил Ратлидж, — в тот вечер после вашего ухода ваш опекун и капитан Уилтон поссорились из-за мисс Тэррант? Возможно ли, чтобы после обсуждения вашей свадьбы речь каким-то образом зашла о ней?

По отрывистому ответу Леттис Ратлидж понял, что она снова успела возвести вокруг себя оборонительный барьер.

— Понятия не имею, о чем вы говорите! Зачем им ссориться из-за Кэтрин?

— Может быть, полковник предупредил капитана, что Кэтрин Тэррант по-прежнему тяжело переживает смерть Линдена и готова на любые отчаянные поступки? Что она хочет отомстить кому-то из них? Скажем, расстроить вашу свадьбу… А капитан, возможно, не желал слушать обвинения в ее адрес и встал на ее защиту, чем разозлил полковника Харриса.

— Если бы Чарлз беспокоился, он бы непременно поделился своими мыслями, только не с Марком, а со мной. Но мне он ничего не говорил.

— Но на следующее утро вы не поехали с ним кататься. И он не успел высказать вам, что у него на душе.

Леттис открыла было рот, собираясь ответить, но передумала. После неловкой паузы она воскликнула:

— Вы хватаетесь за соломинки!

— Свидетель видел их вдвоем, и они все еще спорили… Их видели утром, незадолго до гибели полковника. Если они ссорились не из-за свадьбы, тогда из-за чего? Или из-за кого?

Леттис стояла спиной к окну; Ратлидж не видел ее глаз, только ореол темных волос.

— Из нас двоих полицейский вы, верно? — заметила она.

— А что вы думаете о миссис Давенант?

— Салли? Она-то тут при чем, ради всего святого?

— Она очень любит своего кузена. Возможно, вашего опекуна беспокоила такая пылкая привязанность. Или, наоборот, Марк Уилтон ревновал вас к опекуну, так как понимал, какое важное место занимает полковник Харрис в вашей жизни.

Леттис стала перебирать стебли цветов в вазе, как будто вдруг ослепла и могла лишь на ощупь определить, какие они.

— Если бы Марк хотел жениться на Салли, он бы сделал это еще восемь лет назад — времени у него было достаточно. Когда он получил отпуск во время войны, Салли специально ездила в Лондон, чтобы повидаться с ним. Разумеется, он к ней нежно привязан. Ну, а Чарлз… Марк знает, как я к нему отношусь… то есть относилась. — Леттис помолчала. — Нет, все-таки отношусь, в настоящем времени. Можно подумать, со смертью человека все кончается! Можно подумать, после смерти перестаешь любить, перестаешь отводить тому, кто ушел, место в своей жизни. Я так хочу, чтобы он вернулся. И вместе с тем боюсь думать о нем — вижу перед собой лишь нечто ужасное, страшное… — Она запрокинула голову, стараясь не заплакать, и вдруг спросила: