Потом она открыто рассмеялась.

– Совсем неплохо, Фрэнк, – заявила она другим голосом. – Когда ты так отвечаешь, у меня появляется надежда в отношении тебя. Я думала, ты будешь изливать душу и рыдать. Я боялась, что ты утратил всю свою дерзость. Вот почему поначалу я решила чуточку тебя растрясти. Но черт возьми! Я не предполагала, что Люси начнет задираться. Это меня постоянно бесило. Имей в виду, я о себе не забочусь. Мне не о чем беспокоиться. У меня есть деньги старика, я просто наслаждаюсь жизнью и благодарю за все папу римского!

– Да, ты неплохо устроилась, – сказал он, – и ты это знаешь.

– Скажи мне все-таки, Фрэнк, – вдруг спросила она, вновь переходя на ироничный тон, – тебя никогда не тянуло ко мне? По-твоему, я просто старая ведьма и все такое?

Он бросил на нее быстрый взгляд, пытаясь скорее не вникнуть в эти слова, а разглядеть невидимое лицо. Нерешительный и смущенный, он почувствовал прикосновение ее бока к своему и проглотил комок в горле.

– Нет, – осторожно произнес он, – не могу сказать, что это так.

Она вновь рассмеялась – у нее было необычайно веселое настроение – и с упреком ущипнула его за руку.

– Похоже, ты сделан из опилок, – бодро сказала она.

Они уже дошли до дальнего края променада, и перед ними расстилалась белая дуга пляжа, окаймленная серыми клочьями тумана, которые с тихим шелестом засасывал отлив.

– Ночь еще только начинается, – глядя в его сторону, бросила она. – Но тебе пора возвращаться.

Он знал, что ему пора, и хотел бы вернуться, но что-то удерживало его. Что-то вызывающее в ее поведении.

– Я сам решу, когда мне возвращаться, – возразил он.

– Тогда пойдем вдоль берега, – предложила она. – Там так хорошо.

– Ладно, – пробормотал он.

Без лишних слов они повернулись и пошли вдоль берега, но через несколько шагов Анна остановилась.

– Этот песок! – воскликнула она, подняв ногу и держась рукой за его плечо. – Не могу здесь идти. Он попадает мне в ботинки.

Фрэнк в нерешительности взглянул на нее, думая, не предложить ли ей вернуться. Но в следующий миг она сказала:

– Сядем на минутку. Сейчас тепло. Выкури сигарету, посидим на моем пальто.

Расстегнув пальто, она откинула одну полу, и Фрэнк сел на нее. Мягкий песок, рядом теплое тело женщины, ночь с ее приглушенными звуками… Умиротворяющий покой. Он зажег сигарету неловкими движениями, стараясь не задеть Анну: они сидели слишком близко друг к другу. Несколько мгновений было тихо, потом она прошептала ему на ухо:

– Дай попробовать!

Он был удивлен этой неожиданной просьбой.

– Ты серьезно? – спросил он.

Сказал он это в основном для того, чтобы вернуть себе самообладание, которое начал терять из-за ее близости.

– Конечно, – пробормотала она. – Я все что угодно попробовала бы.

На миг он заколебался, потом поднес сигарету к ее губам, едва различимым на загадочном белом овале лица. Смущаясь, Фрэнк мял в пальцах сигарету и, когда Анна чуть наклонилась, ощутил на пальцах влажное тепло ее губ. Чуть закашлявшись, она выпустила струйку дыма.

– Не так уж это здорово, как кажется со стороны, – кашляя, сказала она.

Продолжая кашлять, она прижалась к нему, и он, сам того не заметив, обнял ее за талию, чтобы поддержать.

– Уже лучше, – шепнула она, и ее рука лениво опустилась на его колено.

В голове у Фрэнка промелькнуло: невозможно поверить, что он сейчас здесь, с Анной, держит ее за талию; это настолько невероятно, что может улетучиться как призрачный сон.

– Еще затяжку? – вдруг спросил он.

Она покачала головой, потом прислонилась к его плечу, глядя на него большими сияющими глазами, будто чего-то ждала. Он невольно наклонился и поцеловал ее.

– Не следовало этого делать, Фрэнк, – пробормотала она, легко пожимая его руку.

Им владело все то же чувство отрешенности. Он ли сейчас здесь, с Анной, ощущает теплую нежность ее губ, мягкий жар ее тела, такого податливого под плотной одеждой? Он снова поцеловал ее, и она ответила на поцелуй.

– Знаешь, Фрэнк, – прошептала она, словно грезила, – мы на самом деле не отвечаем за это. Нас уже во многом обвинили, нас в это втянули. Ты понимаешь это не хуже меня.

Это был тонкий ход, и Фрэнк, во власти внезапного порыва, поддался провокации. Он пристально взглянул на Анну: да, именно это она и имела в виду. Он ничего плохого не совершил, абсолютно ничего. И все же с того момента, как Анна вошла в дом, их обоих неотвратимо, с какой-то роковой силой втянули во все это. И «все это» было делом рук Люси.

– Тебя, кажется, – запинаясь, произнес он, – не очень это волнует.

Его рассудок, казалось, был затуманен испарениями ночи, он едва понимал, что говорит.

– Ты удивишься, – прошептала она, медленно поворачиваясь к нему, – удивишься, когда дойдет до дела.

Ее влажные губы приблизились к его губам, в глазах с расширившимися зрачками замелькали беспокойные искорки.

Некоторых событий невозможно избежать. Избежать этого случая у Фрэнка не было охоты. По его жилам пробежал огонь желания, и он резко наклонился к Анне. Ее голова сразу откинулась назад, и, обхватив его руками, она легла на мягкий податливый песок.

– Почему тебе это раньше не приходило в голову? – прошептала она, задыхаясь, и, не противясь, закрыла глаза…

Тихо плескался невидимый прибой, потом в ночи похолодало, туман превратился в морось. Наконец она молча освободилась, чуть дрожа. Он сел, в угрюмом замешательстве глядя на море. Итак, это все-таки случилось. Он едва понимал, как это могло произойти, и теперь чувствовал себя глупо и неловко. Несколько минут они молчали.

– Что ж, – наконец пробормотала она, – нам, пожалуй, пора. – Когда они поднялись, она сжала его руку со словами: – А ты кавалер что надо, Фрэнк.

Он ничего не ответил, и они, увязая в песке, вернулись на променад. На этот раз она взяла его под руку.

– Пусть тебя это не беспокоит, – сказала она своим сочувственно-ироничным тоном. – Нет никого мудрее тебя. А я – я не из тех, кто вешается мужчине на шею. Завтра уеду.

Ее слова вызвали у него нечто вроде меланхоличной благодарности, и он был рад, что она уезжает.

– Когда… и на чем ты поедешь? – тихо, с запинкой, спросил он.

– Переправлюсь через залив на вашем «Орле». «Ратлин» отходит в четыре пополудни.

Фрэнк сразу почувствовал себя сконфуженным и подавленным, более беспомощным, чем обычно. Мысленно он досадовал на себя.

– Не очень-то это справедливо, – с тревогой в голосе пробурчал он. – Если хочешь, я провожу тебя.

– Что ж, ты очень любезен, Фрэнк, – довольным голосом произнесла она. – Проводи меня на ту сторону. И потом ты меня больше не увидишь.