Подумать только, Люси вбила себе в голову нелепую мысль о том, что он спал с Анной и сделал ей ребенка! Все это было бы смешно, когда бы не было так противно. Фрэнк признавался себе, что комизм этой ситуации был неубедительным. Он высмеивал, глумился, бушевал – все без толку. Был ли в этом его просчет? Увы, он всегда проигрывал. У него нет силы воли и способности убеждать. Почему он не в состоянии дать отпор с невозмутимой уверенностью? Растоптать этот нелепый навет, уничтожить его твердым и решительным презрением.

Но нет, он не таков – и никогда таким не был. «Нет у меня воли», – сокрушенно подумал он. «Но ты бушевал, как вода, – не будешь преимуществовать»[14]. Это из Библии? Слово Божье или Шекспир?

Его поверг в смущение давний комплекс неполноценности. Нахлынуло презрение к себе. Все-таки смурной он парень, со странностями, и никуда от этого не денешься. Что-то с ним скоро случится. Наверняка.

Он понуро брел в тумане. Дело не в том, что его волнуют женщины. Даже в ранней молодости не особо волновали, а теперь и того меньше. Может быть, были случайные фантазии – вспомнить хотя бы те фотографии, которые показывал ему заказчик, художественные, из Парижа, – но всегда между ним и свободой стоял барьер. Барьером был он сам – его темперамент сдерживал смех и свободное общение с людьми. К тому же у него, в конце концов, есть жена. С болью он в который раз признался себе, что любит Люси. Правда любит! Но какой упрямой она может быть, какой – он подыскивал выражение – упорной в своих заблуждениях. Не то чтобы она ревновала в обычном смысле: взять, например, те несколько дней, когда она оставила его наедине с Анной – у него даже возникло смутное ощущение упущенной возможности, – но она, казалось, в самом деле считала мужа своей собственностью.

Вполне довольный своей неторопливой жизнью, Фрэнк не придавал фантазиям жены особого значения, пока не случилась вся эта история, сильно возмутившая его.

Через некоторое время он оказался близ главной улицы города и, повинуясь порыву, пересек дорогу и толкнул плечом легкую вращающуюся дверь бара «Шендон».

Фрэнк заказал выпивку, и она так же горчила, как его настроение.

– Еще, мисс!

Он задумался над вторым стаканом, который, как водится, был не так хорош, как первый. Третий он не стал бы пить. Это ни к чему. Вкус спиртного ему особо не нравился, он никогда не превратился бы в выпивоху.

Утирая с губ коричневую пену, Фрэнк огляделся по сторонам, потом машинально достал часы. Пора идти домой – жена будет волноваться, что он куда-то запропастился. Люси! Она образцовая супруга, с высокими моральными принципами, очевидными достоинствами. Тогда в чем причина его неудовлетворенности?

Когда он выходил из бара, его захлестнула новая волна раздражения. Почему он думает об этом? Зачем он вообще здесь, отчего кипит его мозг, что не дает ему покоя? На миг Фрэнк остановился в нерешительности, оглядывая улицу. В обе стороны убегали цепочкой круги мягкого фонарного света. Фрэнк уже собирался повернуть к дому и тут услышал, как кто-то обращается к нему с легкой фамильярностью:

– Привет, Фрэнк. Как дела?

Он обернулся и вспыхнул от радостного изумления:

– Анна! Я думал, ты уехала!

Она куталась в пальто с мехом, свет фонаря бросал на ее лицо странные отблески. С влажными от сырого воздуха губами и темными бесстрастными глазами, она была очаровательна – неуловимо загадочная, неуловимо притягательная.

– Я полагал, – запинаясь, произнес он, – полагал, что ты нас покинула.

– Передумала на станции. Собиралась ехать, а потом решила остаться. На ночь остановилась в гостинице «Крэйг». А завтра переправлюсь в Порт-Доран и сяду на корабль.

– Я не знал… – снова сбивчиво начал он. – Я ничего не знал о…

– Оставь все это, Фрэнк, – оборвала она его. – В «Крэйге» ничуть не хуже, чем в любом другом месте. И мне пора домой. Корабль отплывает в Белфаст завтра вечером.

– Но, Анна…

– Пойдем прогуляемся, – сказала она, – и перестань извиняться.

Он взглянул на нее. У него сразу возникло странное чувство по поводу их случайного столкновения. В обычной ситуации он улыбнулся бы и поверил Анне на слово, но эта встреча, такая неожиданная, противоречащая планам Люси, почти запретная, удивительно взволновала его. Он только что думал об Анне. И вот она здесь, рядом!

Однако ощущение близости было мимолетным, как легкое прикосновение. Чары развеялись, уступив место прежней скованности.

– Хочешь пойти в город, – нервно спросил он, – или пройдемся по набережной?

– Набережная ничуть не хуже другого места, – беспечно ответила она. – Там мы сможем поговорить.

Они развернулись и пошли в сторону пустынного променада. Когда по вечерам он прогуливался здесь с Люси, она, бывало, нежно брала его под руку, по-особому, для прогулки, как она говорила. Но сейчас, когда они в молчании проходили мимо темного причала, он сам неловко взял Анну под руку. Зачем – он вряд ли мог ответить, может быть, для того, чтобы придать себе уверенности.

– Немного прояснилось, – заметил он, стараясь быть непринужденным.

– Зачем приплетать погоду, Фрэнк? – приветливо сказала она. – Ты ведь не об этом хотел поговорить. – Он не ответил, и она добавила сочувствующим тоном: – Бедный Фрэнк! Значит, тебе достается за то, чего ты никогда не делал. – Пораженный, он опять не нашелся с ответом, а она, тихо рассмеявшись, воскликнула: – Это забавно, Фрэнк! Ты кругом виноват, и веселья ни на грош.

– Хорошо хоть тебе весело, – пробормотал Фрэнк со смущенным выражением лица, и ему стало не по себе.

– Такая уж у меня натура, – непринужденно сказала она. – Если не ждешь добра, то хотя бы посмейся.

Они шли рядом в темноте, и шаги их были почти неслышны в туманной пелене. Фрэнк ощущал беспокойство. Что он делает здесь с Анной, в такой час? Как вообще это получилось?

– Честно говоря, Фрэнк, – вдруг заговорила она более серьезным тоном, – мне ужасно жаль, что я доставила тебе столько хлопот. Люси – хорошая жена, но она просто помешана на тебе, и это выводит из себя. Меньше всего мне хотелось тебя расстроить. Я всегда хорошо к тебе относилась.

– Понимаешь, ты здесь ни при чем, – смущенно произнес он.

– Суть в том, – лукаво возразила она, – да, суть в том, что ты женат, и, естественно, тебе приходится с этим считаться.

– Не надо! – с тревогой произнес он. – Не надо об этом!

Если у него и были свои проблемы, он не хотел обсуждать их с Анной.

– Никогда не могла представить тебя семейным человеком, – размышляла она вслух. – Но вот ты взял и женился. Теперь вам надо идти в ногу, пока кто-то в конце концов не оступится. Теперь всю жизнь тебе придется носить ошейник.

– Что ж, это мой ошейник, – обиженно пробормотал он, чувствуя, что Анна смотрит на него в полумраке и пытливо улыбается.