– Любые два, желательно рядом, – отвечает Маниш.

– У нас есть один люкс, с большим джакузи и двумя спальнями. Хотите посмотреть?

– Да, – заинтересованно соглашается Маниш.

Мы отправляемся наверх. Обстановка постепенно начинает напоминать гостиницу: ковровая дорожка в коридоре, пронумерованные двери, но что-то все-таки не так. Заходим в пресловутый люкс с кожаными диванами, джакузи, огромными заркалами – и тут меня осеняет. Это же бордель, куда возят девочек на одну ночь!

– Ну как, будете брать?

Тут я вмешиваюсь и перехожу на русский:

– А второй номер свободный рядом с этим у вас есть?

– А зачем вам два номера? – недоуменно спрашивает хозяин.

И он туда же! В этой стране, похоже, женщины вообще никогда не путешествуют одни по собственным делам.

Отвоевав-таки себе отдельную комнату, я закрываюсь в ней на все замки и пытаюсь осмыслить ситуацию. Маниш собирается спуститься вниз и заказать ужин. Но это уж как-нибудь без меня. Наверное, надо ложиться спать, потому что завтра придется сражаться не на жизнь, а на смерть – с братками, сотрудниками аэропорта и кто его знает с кем еще. Мне никогда не было так страшно. Я легла не раздеваясь, положила лэптоп под подушку и мгновенно отключилась.

Утром меня разбудили детские голоса из коридора. Сразу стало легче. При дневном свете я быстро пришла в себя, перестала в каждом прохожем видеть потенциального насильника и маниакально прижимать к себе сумку с паспортом. Оказалось, мы ночевали в частном доме отдыха в городке Долгопрудный. Здесь не предоставляют гостиничные услуги, а сдают помещения в аренду, поэтому и вывески на фасаде не было. Я спустилась на завтрак в столовую, которая была оформлена в стиле русской избы, с массивными деревянными лавками, длинными столами и имитацией печки. Жизнь постепенно налаживалась. Багаж-таки нашли и обещали отправить напрямую в Кемерово. Билеты мы перебронировали, встречи перенесли. Можно лететь дальше.

Кемерово – удивительный город. И местный аэропорт совсем не похож на московский. Люди приветливы, охотно отвечают на вопросы, показывают дорогу, интересуются, кто мы и откуда. Сразу видно, всем хочется, чтобы нам тут понравилось. Дороги гораздо лучше тех подмосковных, по которым мы ездили накануне с братками. Осенние краски тайги играют в ярком солнечном свете. Я спросила нашего водителя, можно ли по внешнему виду леса определить, копают под землей или нет. Он ответил, что тут копают везде. Или копали совсем недавно.

Впрочем удивил и Кемерово. Я прямо вздрогнула, увидев объявление в туалетной кабинке: «Уважамые женщины, не вставайте, пожалуйста, ногами на унитаз». А смысл надписи на городском троллейбусе «Это подарок Кемерово от любимого губернатора» до меня дошел не сразу. Я уточнила:

– Как это подарок губернатора? Он что, на свои деньги городу троллейбус купил?

– Нет, он бюджет на троллейбусный парк выделил.

– А разве это не его работа?

При въезде на шахты висят портреты Маркса и Ленина. В холле – Доска почета с фотографиями ударников производства. Ниночка на раздаче в рабочей столовой встречает всех по-домашнему и ласково называет еду: «кашка с маслицем», «картошечка», «рыбка», «чаек». Прямо как нянечка в детском саду. И Ниночка, и шахтеры, и мои новые коллеги-финансисты выглядят гораздо счастливее, чем те пассажиры в Шереметьево.

Наша шахта – первое в области предприятие, которым владеет иностранная компания. У местных администраторов пока нет представления о том, как перечислять проценты по кредиту иностранному банку, как платить дивиденды за границу, как учитывать валютные операции в таких объемах, как у нас. Местный банк и местная налоговая инспекция тоже лихорадочно изучают правила валютного контроля, нам ведь предстоит подавать им заявки на возвращение экспортного НДС.

Финансовый директор – мой ровесник, но разговаривает, как ровесник Брежнева, торжественно и церемонно, словно с трибуны. Например, вместо «работники» он произносит «наш кадровый ресурс» или вместо «убыток» – «недостаточная эффективность производственно-операционной деятельности». Даже после нескольких часов в ресторане его высокий стиль ничуть не увял. Вот она – советская закалка.

Самая большая сложность в работе – это, конечно, английский язык. Никто из специалистов и из местного руководства на нем не говорит. И что самое странное – не собирается. Все телефонные конференции, все совещания проходят с переводчиками. Кто-то из местных руководителей даже заметил, что английский им в ежедневной работе не нужен, как и личная машина, потому что у каждого есть служебная. Свою нужно заправлять, мыть, прогревать в зимнее время, а служебному водителю позвонил – и он к твоим услугам, даже на выходных и по личным делам. То же и с английским – зачем учить язык, если есть переводчики?

Мне не впервой приезжать на предприятие, где только что сменился владелец. Даже если сделка была совершена по обоюдному согласию и преимущества совместного бизнеса очевидны, в финансовых кругах всегда царит растерянность. Лучшие специалисты или уже ушли, или вот-вот уйдут, потому что финансовое направление почти всегда попадает под раздачу одним из первых и быстрее всех должно перестроиться. У новой головной компании свои учетные системы, реестры, требования, свой календарь. Ей нужно побыстрее получить необходимые данные, составить общую картину и внедрить новые порядки. Передачу дел нужно организовать в первые же недели после смены власти, потом разобраться будет невозможно. Часть тех, кто знал детали сделок, уйдут, а оставшиеся не захотят особо распространяться, опасаясь, как бы их не назначили ответственными за прошлые ошибки. Данные будут переходить из года в год, из отчета в отчет, но никто уже не будет помнить, как их толковать. В балансе любого предприятия найдутся такие древние отложения. Я называю их сталактитами.

По опыту работы с клиентами я знаю, что атмосфера спокойствия и доверительные отношения гораздо важнее формальных презентаций. Сотрудников нужно убедить, что для них есть и будет работа, что их опыт важен, что в новом корпоративном центре работают понимающие люди. Конечно, у меня есть вопросники и формуляры, которые полагается заполнить, но я сделаю это потом, в самолете или в гостинице. А для начала мы просто разговариваем о том, как идет бизнес, кто наши клиенты, вовремя ли они платят, где самые большие риски. Хороший бухгалтер должен не просто цифры в столбик записывать. Ему нужно быть в курсе всех дел, иначе отчетность не имеет никакого смысла.

Например, выяснилось, что каждое предприятие Кемеровской области обязано заключить договор с администрацией и пожертвовать определенную сумму на социальное развитие региона. Это не налоги и не социальные взносы, а благотворительность. Пожертвования эти нельзя вычесть из налогов, узнать, на что именно они потрачены, тоже нельзя. Как высчитывается сумма, неизвестно, размер пожертвования определяется всегда индивидуально и за закрытыми дверями, а значит, невозможно предсказать, каким он будет в следующем году.

Один из классических вопросов, который представители корпоративного центра обязаны обсудить с филиалом: что можно изменить или усовершенствовать в работе? Вопрос этот на самом деле очень показательный. Он вскрывает наболевшие проблемы. Итак, что бы хотели изменить мои кемеровские коллеги?