– Грейс, – краснея, говорит Анна. – Я подумала, что Дэну не стоит идти одному, а для меня это повод надеть это платье.

– Я сказал «нет». – Голос Дэна холоден и суров. – Или я иду с Грейс, или один.

– Я не возражаю. У тебя два билета, и Анна готова. Я собираюсь принять ванну и пораньше лечь спать.

– Спасибо, Грейс. – Анна сует клатч под мышку. – Готов, Дэн?

Дэн открывает и закрывает рот, не сказав ни слова. Хватает ключи и бумажник и большими шагами идет к двери.

Стоя на пороге, я машу отъезжающей машине. Я одна. Запираю дверь и накидываю цепочку, и, хотя только что чувствовала себя лучше, мой желудок снова сжимается и уже не успокаивается до их возвращения.

Я открыла дверцу моего шкафчика и принялась рыться в груде бумаг, конфетных оберток и книг, которые накопились за семестр. Через несколько месяцев придется взять пластиковый пакет и все это забрать перед окончанием выпускного класса. Оранжевая обложка учебника по английскому бросилась в глаза, и я дернула ее на себя, я ненавидела опаздывать. Из книги выпорхнул конверт и скользнул на пол. Я подняла его, и меня бросило в жар – я узнала паутинный почерк.

На сей раз записка была длиннее, но состояла из тех же самых вырезанных букв, что и раньше. «МЫ НЕ ХОТИМ ВИДЕТЬ ТЕБЯ ЗДЕСЬ». Я смяла письмо в кулаке и оглянулась. Коридор был пуст. Уроки уже начались. Я хлопнула дверцей шкафчика и повернула ключ. Мои тяжелые шаги гулко отдавались по коридору. Я с грохотом отворила дверь класса и опустилась, задыхающаяся и вспотевшая, на свое место. «Гордость и предубеждение» была одной из моих любимых книг, но слова сливались, и я трижды прочла один и тот же абзац. Я выстукивала пальцами на парте барабанную дробь, торопя стрелки часов. Наконец звонок прозвенел, и, запихав в сумку свои вещи, я помчалась к двери.

Эсме и Чарли уже сидели в комнате отдыха. Чарли что-то говорила, размахивая сандвичем, и кусочки помидора и огурца вываливались на пол.

– Смотри. – Я сунула записку под нос Чарли.

– Что это?

Я показала записку Эсме, рассказала ей о первой записке и коробке из-под обуви, объяснила, как я надеялась, что эта выходка не будет иметь продолжения. Сказала, что не хочу ее впутывать, что она вовсе не обязана вставать на чью-то сторону.

– Не могу поверить, что это сделала Шиван. Мы знаем друг друга с пяти лет.

– Она озверела с тех пор, как Грейс и Дэн стали встречаться, – сказала Чарли.

– Я вообще никогда ей не нравилась, – грустно сказала я.

– Да, но…

Эсме замолчала, уставившись мне через плечо. Я обернулась. В дверях нарисовалась Шиван.

– Я принесла чипсы. – Шиван протолкнулась мимо меня и протянула два пакета чипсов «Уолкерс» Эсме и Чарли. – Сыр с луком или курица?

– Я ничего от тебя не хочу. – Чарли выпрямилась во весь рост.

Эсме закусила губу и уставилась в пол, стараясь оставаться в стороне.

– В чем дело? – Шиван выпрямила спину, но Чарли все равно возвышалась над ней.

– В тебе. Зачем ты посылаешь вот эту дрянь Грейс? – Чарли ткнула запиской Шиван в грудь, Шиван попятилась и, сверкнув в меня глазами, открыла письмо.

– Я этого не посылала.

– Может, ты не посылала ей и коробку с дерьмом на следующий день после вечеринки?

Глаза у Шиван широко раскрылись.

– Нет, и не могу поверить, что ты так думаешь. Мы с тобой дружим с давних пор. Задолго до того, как она появилась.

Лицо у Чарли было искажено гримасой.

– Ну, так больше мы не дружим. Отвали, Шиван.

Шиван открыла и опять закрыла рот. Эсме нерешительно попятилась.

– Эсме?

У Эсме на глазах выступили слезы, она пожала плечами.

Шиван повернулась ко мне. Ее ненависть была такой осязаемой, что, казалось, я могу протянуть руку и коснуться ее.

– Ты действительно хочешь сделать из меня врага, Грейс? – заорала она на меня.

Конечно, я этого не хотела, но знала, что слишком поздно. Хрупкая дружба, теплившаяся между нами, была безвозвратно порушена, и мне было страшно подумать, что она изобретет в следующий раз.

– Грейс, ты не могла бы сегодня помочь в малышовой группе? Ханна позвонила, что заболела.

Я спешу в голубую комнату, пока Лин не передумала. Как бы я ни обожала трех и четырехлеток, за которыми обычно ухаживаю, мне приятно провести день с малышами. Первой приходит Сара, она привезла Лили, сестру Эмили. Это ее первый день.

– Грейс, я так рада, что вы здесь. Хотя Эмили будет безумно по вас скучать, она только о вас и говорит. Кажется, совсем недавно она была вот такой же. – Сара кивает в сторону Лили.

– Я знаю, время летит. Хотите, чтобы я ее взяла?

Слезы выступают на глазах у Сары, когда она вручает мне спящий сверток, запелёнутый в кремовое байковое одеяльце с Винни-Пухом и Пятачком. Девочка тяжелее, чем кажется на вид.

– Все будет хорошо, – говорю я.

– Знаю. Я не планировала так рано ее отдавать, но мне предложили хорошие деньги за работу литературного негра, а с Лили я не смогу сосредоточиться. Нелегко растить детей в одиночку.

– Не успеете оглянуться, как пора будет ее забирать.

Мы отходим в сторону, уступая дорогу потоку мамаш. Сара передает мне сумку с принадлежностями Лили и бесконечный список инструкций, целует Лили на прощание и уходит.

Медленно, как астронавт, шагаю я со своим драгоценным грузом к креслам-мешкам и осторожно, чтобы не разбудить малышку, усаживаюсь. Мышцы дрожат от напряжения, и я говорю себе, что действительно пора вернуться к йоге. Темные реснички касаются фарфоровой кожи Лили, и я осторожно отворачиваю край одеяла, обнажая десять идеально выточенных пальчиков с тоненькими, как бумага, ноготками.

– Что, интересно, ты сделаешь этими ручками? – вслух говорю я.

Лили тихонько посапывает, а я прижимаю девочку к груди и вдыхаю ее свежесть. Не могу удержаться от того, чтобы не наклониться над ее макушкой и не втянуть в себя чудесный младенческий запах. Она великолепна. Мама то и дело отпускает намеки насчет того, как ей хочется стать бабушкой, но я еще не готова. Оба мы не готовы.

Тело Лили напрягается – это она потягивается, удлиняясь почти вдвое, – и зевает, широко раскрыв розовый беззубый рот. Не открывая глаз, она начинает хныкать. Бормоча ласковые банальности, я несу девочку на крохотную кухню подогреть ее бутылочку. Потом встряхиваю бутылку и капаю молоко себе на запястье, чтобы проверить температуру. «Превосходно», – говорю я ей. Когда мы садимся, я тру соской ее нижнюю губу, пока хныканье не стихает. Она зажимает ртом соску, одновременно свирепо захватывая пальчиками мой палец, и шумно сосет, опустошая бутылку с такой скоростью, словно ее не кормили несколько дней. Я ставлю на пол опустевшую бутылку. «Ну вот, это до обеда», – говорю я и нежно тру ей спинку, пока она не издает громкую отрыжку. «Лили! Твоей сестренке это бы понравилось», – говорю я ей. Маленькая струйка кислого молока течет у нее изо рта, и я промокаю ее слюнявчиком со свинкой Пеппой.