И тут на счастье — пожалуй, впервые за всё время! — влетел сержант Макнил и принёс весть: средь бела дня русские из десантного батальона напали на пост возле городка команды учёных, избили пехотинца, отняли у него боеприпасы и отпустили, пригрозив расправиться со всеми американцами. И теперь командир диверсионно-разведывательного взвода принял решение наведаться в гости к русским и просил подполковника Дениза закрыть на это глаза, обязуясь отработать чисто. В тот же миг Джейсон понял, чего ему не хватает, чтобы избавиться от навязчивых чувств, возникших утром в зоне — драки! Хорошей, лихой драки, когда под кулаком хрустят рёбра и переносицы, когда вся энергия души и разума вкладывается в способность нанести удар противнику, самому при этом оставаясь недосягаемым и неуязвимым. В офицерской школе морской пехоты рукопашные бои с полным контактом устраивались чуть ли не ежедневно, ходили взвод на взвод, и с самой первой потасовки Джейсон избрал себе за правило — заранее определить, выбрать противника и как бы ни сложилось — победить именно его. При этом всегда выбирал парня крупнее себя, чаще ниггера, чувствуя в нём атавизм природной диковатой силы и изворотливости. А чёрные ребята в школе считали его расистом. И вот однажды, высмотрев себе соперника, он понёсся к нему сквозь дерущуюся толпу, неся кулак, как драгоценную ношу, насыщенную энергией, подобной шаровой молнии. Ниггер почувствовал это — услышал свой сигнал! — и попытался уйти, заслониться дерущимися фигурами, а потом руками. Ещё не вступив в поединок, он умер, и удар Дениза лишь довершил дело. Схватка в тот же миг была остановлена. Когда медик подбежал к парню, тот уже вытянулся и раскис, оставшись лежать мёртвой тряпкой.

От тюрьмы Джейсона тогда спасла медицинская экспертиза, установившая, что смерть наступила не от удара в лоб, а от разрыва сердечной стенки, проще говоря, от инфаркта. Ниггеры пообещали отомстить ему, говорили, что жить Денизу осталось до первых учений в обстановке, приближённой к боевой, где использовались настоящие патроны и гранаты, однако никто из них так и не посмел за всю учёбу тронуть его пальцем, хотя ситуаций для расправы было предостаточно. Возможно, потомки африканских племён, живущих ещё недавно среди дикой природы, и впрямь сохранили слух и зрение, о которых толковал ему врач Густав Кальт.

Русские охраняли центр связи и стояли всего в нескольких километрах от места дислокации батальона Дениза, поэтому он выехал за полчаса до назначенного времени, взяв лишь сержанта Макнила, чтобы не создавать ажиотажа вокруг предстоящей драки и исключить утечку информации. За подобные вещи в Объединённом штабе спрашивали строго, опасаясь больше всего вездесущих журналистов. Обычно такие эксцессы приходилось камуфлировать под специальную подготовку миротворческих сил, плановые учения, отработку действий спецподразделений ООН в особых условиях.

Поехали на бронеавтомобиле, прихватив с собой только трассирующие боеприпасы и осветительные снаряды для салюта. Диверсионно-разведывательный взвод ещё не прибыл к месту сражения, и потому Дениз с потушенными фарами пробрался поближе к окраине деревни и встал, спрятав машину между кошарами. В ночную оптику — а она была превосходной на разведочной бронемашине — он озирал объект охраны русских и отмечал полную их бесшабашность. Мёрзнущие на ветру патрули уныло хлюпали по грязи на размокшей улице, часовые явно дремали, завернувшись в брезент, мёртвыми казались коробки БТРов; полусонное это войско выглядело жалко и вызывало чувство омерзения, как облезлая бродячая собака. Эти несчастные парни только назывались десантниками, поскольку Дениз отлично знал уровень подготовки войск в современной России. Они парашюты видели раза три, не больше, когда их обучали укладке перед первым и наверняка последним прыжком. Недокормленные, они тянулись вверх, и даже неплохой армейский харч, получаемый через ООН, никак не мог добавить им стати и крепости. Прежде чем обряжать их в форму и давать оружие, следовало бы отправить этих парней в санаторий с постельным режимом, и только потом на военные полигоны. Один совсем тощий и длинный солдатик приблизился к бронеавтомобилю почти вплотную, и Дениз дал команду сержанту быть наготове, чтобы отъехать назад, но парень ничего не заметил, хотя смотрел прямо перед собой. Он стоял, ссутулившись, и что-то бормотал, то и дело поддёргивая автоматный ремень на узком плече. На какой-то миг Джейсону почудилось, будто он молится! И что-то знакомое послышалось в его словах, по крайней мере, в их звучании. Осторожно высунувшись из люка, Дениз прислушался к его речи и внезапно понял — солдатик читал стихи.

В этом было что-то противоестественное, отталкивающее, как и в словах Густава Кальта. Разум протестовал, отторгал это странное явление, ибо нельзя и ненужно открывать двери анфилады, ведущей в тупик. Джейсон сел и стиснул кулаки, а память предательски вернула ещё один эпизод из детства, только более позднего, когда по случаю приезда семьи Денизов бабушка собрала в доме своих подруг, таких же старушек, и они весь вечер играли на рояле и пели русские песни с заунывным, молитвенным мотивом и читали стихи. Точно так же, как этот парень…

— Взвод на подходе, сэр, — доложил Макнил, чем и вывел Дениза из мрака воспоминаний.

— Отлично, сержант! — мгновенно воспрял Джейсон и приник к прибору: по альпийскому лугу едва заметно мелькали лёгкие тени, разведчики выдвигались на исходный рубеж по всем правилам военного искусства, заимствованного у легендарных «тюленей» из знаменитой «Красной команды» подполковника Марченко. Четверо парней в разных точках вошли в деревню, мгновенно провели разведку и подали сигнал остальным. Джейсон решил, что сейчас они станут снимать часовых и патруль, однако вся охрана вдруг куда-то исчезла с улицы и объектов. Ни одного русского! Или сняли так чисто, что он просто не заметил?.. И тут увидел, как тощий солдатик, читавший стихи, спрятался за угол кошары неподалёку от бронеавтомобиля и теперь со страхом выглядывает, как зверёк из норы. Даже сигнала тревоги не подал!

Тем временем взвод ртутью перетёк с луга на окраину селения и стал медленно скапливаться вокруг дома, где располагалась казарма десантников. Один выстрел, громкий крик, и поднялась бы тревога, но часовые попрятались, а дневальные, вероятно, спали вместе с солдатами. У Джейсона сквозь мстительное чувство и предвкушение хорошей потасовки прорвался слабый протест: всё же было нечестно, несправедливо нападать на сонных, и возникала даже мысль самому сыграть тревогу русским, выпустив очередь из пулемёта. Но он сдержался и решил вообще не вмешиваться в драку, оставшись зрителем и болельщиком.

А взвод уже приготовился к штурму казармы, рассредоточившись возле каждого окна и дверей. Одного парня уже впихнули в аккуратно лишённое стекла окошко — чтобы блокировать оружейную комнату, несколько человек в разных местах деревни контролировали ситуацию на улице, дабы избегнуть всяких неожиданностей во время штурма. Все ждали сигнала командира, и Джейсон представлял, как парни сейчас напружинились перед броском и едва сдерживают ликующий воинский клич.

И вдруг произошло что-то непонятное: всё пространство вокруг казармы зашевелилось, побежали неясные полосатые тени, и тишину разорвал многоголосый крик, волной покатившийся по округе — Ура-а-а! Джейсон вспомнил о приборе, но впопыхах дохнул на линзу и затуманил стекло. Через секунду дымка растаяла…