Мне ее почему-то стало жаль.

– И кто же вас, голубушка Галина Герасимовна, учил все на свете деньгами мерить? Точно, что не ваш отец, который деньги «тленом» называл. Вы «спасибо» мне сказали, вот и славно. Остальное все от лукавого. Так что доллары ваши я не возьму. Если они у вас лишние – отдайте в детский дом или в детскую больницу. Там пригодятся. А что касается того, что вы вчера о себе рассказывали, считайте, что я об этом уже забыла, потому что это ваша жизнь, а не моя. Поэтому успокойтесь и выкиньте все из головы.

У Галины вспыхнули щеки, но мою тираду она выслушала смиренно.

– Хорошо. Я поняла. Вы мне только вот что скажите, – перешла она на «вы», – это правда, что вы считаете, что меня ударили, потому что за вас приняли, или вы меня просто успокаивали?

Честно говоря, я не знала, что ей ответить. Поэтому ответила достаточно обтекаемо:

– Нет, не успокаивала. Тем не менее постарайтесь быть осторожнее.

В четыре часа дня я была в центре Технограда, в маленькой двухкомнатной квартире, где проживала Полина, бывшая домработница Шадриных, приятная женщина средних лет, внешне чем-то похожая на актрису Нину Русланову. Предварительный звонок моей подопечной сделал свое дело: я сразу же была приглашена на кухню пить чай. Полина поохала по поводу болезни Веры Дмитриевны, с удовольствием приняла от нее презент – большую коробку дорогих конфет и симпатичного слоника, вырезанного индийцами из пахучего сандалового дерева, и спросила, чем она может быть мне полезна. Я, согласно легенде, завела разговор о том, что мне очень понравились окрестности Технограда, и я бы хотела купить здесь дачку на шести сотках в каком-нибудь садоводческом товариществе.

– Вера Дмитриевна рекомендовала мне обратиться к вам, потому что вы в конце прошлого года как раз сделали такую покупку и владеете информацией, – завершила я свой монолог.

Полина с гордостью показала мне фотографии своей «дачи» – щитового домика с мансардой, который явно требовал долгого и кропотливого ремонта, а потом с удовольствием принялась снабжать меня различными сведениями по поводу местной загородной недвижимости низшей ценовой категории и дала несколько телефонов известных ей начальствующих персон в садоводческих товариществах, где можно было приобрести участок по разумной цене. Когда мы подробно обсудили эту совсем не интересную для меня тему, я понемногу стала переводить разговор на то, что меня по-настоящему занимало.

– Вера Дмитриевна мне сказала, что мы с вами коллеги…

Полина подтвердила этот факт и сообщила, что вынуждена была пойти к Шадриным в горничные, потому что нужно было платить за обучение дочки в институте, а на зарплату школьной медсестры не было возможности это сделать. Женщина она была словоохотливая, информацию из нее вытягивать не нужно было, и она с удовольствием рассказывала, какие ее бывшие хозяева хорошие, интеллигентные люди, какие хорошие подарки дарили ей на праздники и как ей жалко, что Мария Эрнестовна так рано умерла. Я сказала, что мне тоже у них нравится, но я только побаиваюсь Павла Петровича.

– Да что вы, – засмеялась Полина. – Он мужчина порядочный, справедливый, вежливый. Ему только по должности приходится быть суровым. Я-то сама его редко в доме видела, он все больше с Антоном Зиновьевичем по делам разъезжал, но Люся, повариха, очень про него хорошо отзывалась. Все старалась ему невесту подыскать, а он все отшучивался, говорил, что вот возьмет отпуск, поедет к себе на родину, на Дон, и там подыщет жену.

– А почему вы от Шадриных ушли, ведь место такое хорошее?

Лицо у Полины чуть порозовело.

– Понимаете, у меня как раз тогда дочка родила. Одна. Без мужа. Я не хотела об этом хозяевам говорить. Бабки у нас нет. Нянька больших денег стоит. А дочка как раз в своей фирме на повышение пошла. Кроме того, им декрет хозяин не оплачивал. Так что сидеть с малышкой некому было. Мне и пришлось уйти. А тут как раз Мария Эрнестовна умерла, так оно все одно к одному и случилось…

– А она что, действительно так внезапно умерла?

– Да, ночью, во сне. Я то утро никогда не забуду… Пришла я на службу, как всегда, к восьми, поделала там кое-какие дела, а в девять поставила на поднос чашку кофе с рогаликами и тихонько так постучалась в ее спальню. А потом дверь толкнула и в комнату вошла, потому что Мария Эрнестовна всегда просила ее будить, так как любила допоздна читать и утром с трудом просыпалась. Ну я вошла, поднос на прикроватную тумбу поставила, поворачиваюсь к ней. Она на боку лежит, спиной ко мне. Я тихонько трогаю ее за плечо, а оно холодное, неживое. Я тут от страха как закричу, заплачу. На мой крик Агнесса Николаевна вбежала. Начала в «Скорую» звонить. Только какая тут «Скорая», когда тело уже окоченело…

– Скажите, а вы не помните, Мария Эрнестовна перед смертью на недомогания не жаловалась?

– Да вроде нет. Правда, говорила, что аппетита нет, иногда подташнивает, слабость бывает. Но врачиха ей объяснила, что это связано с теми лекарствами, которые ей по ее женским болезням были прописаны.

Я про себя отметила, что передозировка дигитоксина вызывает такие же побочные явления.

– А какие она лекарства принимала?

Полина наморщила лоб, вспоминая, затем перечислила мне лекарства, и это был тот же самый список, который я выудила из лечащего врача ее бывшей хозяйки.

– Надо сказать, что голубушка Мария Эрнестовна, царствие ей небесное, не очень-то аккуратно к приему лекарств относилась. Мне все время ей приходилось о них напоминать. Я даже вечером, перед тем как с работы уйти, оставляла в ванной комнате на туалетном столике те, что доктор велел ей принимать вагинально. Ну, чтобы они на виду были, когда она свой вечерний интимный туалет закончит.

Я напрягла память и вспомнила, что в фармакологическом справочнике у Машковского написано, что дигитоксин иногда назначают per rectum, то есть ректально в виде свечей… Ну вот, теперь все понятно. Не было никаких горьких таблеток. Были свечи, которыми подменяли те, что прописал Марии Эрнестовне гинеколог. И что-то мне подсказывало, что подменяла их не Полина, а кто-то другой…

Из комнаты послышалось недовольное кряхтение.

– Ну вот, проснулось наше солнышко! Подождите, я сейчас.

Полина ушла в комнату и через несколько минут вернулась, держа на руках крепкого кареглазого бутуза в памперсах, кофточке, расписанной незабудками, и кокетливом розовом чепчике.

– Вот знакомьтесь, наша Тонечка, наша красуля.

Я, вежливо посюсюкав с дитем, засобиралась уходить, поняв, что бывшая горничная Шадриных ни в каком сговоре с начальником службы безопасности не состояла, а причина ее скоропалительного ухода сидела у нее на руках и гукала, пуская пузыри.

Когда я в коридоре меняла хозяйские тапочки на свои кроссовки, Полина вдруг спросила:

– А как вам молодая жена Антона Зиновьевича показалась?

Я пожала плечами:

– Да вроде ничего, нормальная девушка и очень красивая.