так же как шла в горах — ребенок вел ее. Как только она направлялась не в ту сторону, он начинал биться в ее чреве, и она понимала, что идет не туда. Порой ей было трудно понять, куда же идти. Однажды она подошла к глубокому оврагу с крутыми склонами, по дну которого бежал ручей. Как только она пыталась пойти вдоль него, ребенок причинял ей нестерпимую боль. И тогда она поняла, что идти ей надо вниз, туда, где шумит вода, скатываться по склонам или пытаться цепляться за корни, торчащие то тут, то там. И когда она села на краю, чтобы потихоньку спускаться, ребенок прекратил биться. Кое-как, рискуя сломать шею, она спустилась вниз. Выпив воды из ручья, она вдруг поняла, что это было не самое тяжелое, потому что впереди — подъем по другой стороне. Цепляясь за траву, корни, валуны, она медленно поднималась. Один из кустов оказался хлипким и вылетел с корнем. Ее рука соскользнула, и ноготь безымянного пальца полностью вырвался из пальца. Лейла заорала от боли, но ей нечем было перевязать рану, и пришлось продолжать движение, цепляясь ранеными пальцами, оставляя кровавые следы.

Наконец это препятствие осталось позади, и Лейла смогла дать волю слезам, которые текли и текли по ее лицу. Она просто шла, прислушиваясь к шевелению ребенка, как будто он был ее компасом. У нее уже не было сил даже открыть свою книгу, потому что пальцы закостенели, застыли от боли, холода и ран. Мелькнула мысль, что если выйдет сейчас из чащи хищный зверь, то не сможет она ни убежать от него, ни защититься.

Лес стал таким густым, что пробираться было почти невозможно. Она прикладывала все силы, чтобы отгибать ветви, раздвигать молодую поросль деревьев. Когда она уже почти запуталась и с трудом отодвинула очередную ветку, она соскочила, спружинила от ее руки и больно хлестнула по лицу. Торчащий острый сучок вонзился ей в левый глаз, и по щеке потекла теплая жидкость. Лейла поняла, что лес наполовину ослепил ее, но решила не останавливаться, даже если лишится второго глаза. Ребенок толчками сможет подсказывать ей, куда идти. Она остатками платка перевязала голову так, чтобы скрыть поврежденную сторону.

Продвигаться вперед теперь стало еще тяжелее, зрение сузилось, приходилось вертеть головой, чтобы понять, куда направляться, и что находится рядом. Не привыкшая полагаться только на один глаз, Лейла несколько раз падала. Лес побеждал ее, но она не сдавалась. Он словно откусывал от нее маленькие кусочки — ноготь, капельки крови, глаз, лоскутки кожи. У него была целая вечность, чтобы окончательно пожрать ее, и она это понимала. Глупо бояться страшных зверей — лес был не менее страшным, но она не сдастся, пока может идти. Она будет двигаться, пока ноги еще не отказали ей.

И вот когда она в очередной раз упала и поняла, что не может подняться, настолько она ослабела и устала, в просвете деревьев мелькнуло что-то белое. Это видение придало ей силы, она взяла себя в руки и пошла туда, пока деревья не стали более редкими, и пока не вышла она на опушку. И тут она поняла, что белое, что виднелось из леса — песок, мелкий, белоснежный, лежащий странными барханами, и что окружает этот песок большое озеро с совершенно черной, неподвижной водой.

Лейла упала на колени на траву, не в силах оторвать взгляд от водной глади. Она дошла. Она нашла магическое озеро. Где-то здесь, на его берегу, адам Улар стережет свою мертвую невесту. И где-то здесь, через белый песок, ведет узкая тропинка, проложенная прекрасной Илир.

Лейла встала. Она шаталась, с трудом держась на ногах. Если она сделает привал сейчас, она уже не сможет встать. Остается только одно — искать тропинку прямо сейчас, пока она еще в состоянии переставлять ноги, и надеяться, что ее хрупкое тело выдержит и это испытание. Ей нужно сберечь немного сил, чтобы пройти по этой тропинке, дойти до черной воды озера и позволить ей сомкнуться над собой.

Уже почти дойдя до песка, она вдруг странно повела головой, ее единственный глаз закатился, и она потеряла сознание.

Глава 6

Лейла очнулась от странной боли в животе. Тихо застонала, обхватила себя руками, но постепенно боль отпустила. Она вдруг поняла, что уже не на берегу озера — было тепло, и кроме боли внутри, она чувствовала себя намного лучше. Ни усталости, ни боли в ногах больше не было, она не ощущала своих ран. Лейла лежала в постели, укрытая одеялом, в просторной комнате, противоположный угол которой освещался пламенем масляной лампы.

Она отбросила тяжелое одеяло и встала. С удивлением обнаружила, что на ней больше не ее лохмотья, а чистая длинная рубаха из тонкой ткани. Слабая боль опять вернулась, как будто накатила волна. Это не мешало ей идти, и девушка направилась туда, где виднелся свет.

В том углу стоял огромный стол, заваленный свитками и книгами, но не это привлекло ее внимание. Рядом со столом стоял странный, абсолютно прозрачный гроб, в котором лежала молодая женщина с длинными белыми волосами. Пораженная, Лейла застыла, разглядывая мертвую красавицу. Самое страшное было не то, что она видела умершую, и не то, что она оказалась в этом необычном месте, а то, что женщина в гробу была похожа на нее саму, как две капли воды. Единственным исключением были волосы, но если представить их черными, то ни один человек не понял бы, с кого Зейнаб и Иман делали портрет — с Лейлы или с усопшей. Боль усилилась, и Лейла инстинктивно схватилась за живот. Но как и в первый раз, она потихоньку отпустила ее, и ей удалось выпрямилась, чтобы осмотреться.

Никого в странной комнате не было, но Лейла уже поняла, где находится, и кого видит в гробу, хотя до сих пор не могла справиться с изумлением, глядя на покойницу, как в зеркало. Она осмотрела руки и ноги — раны были перевязаны, на ссадины нанесена мазь, пахнущая травами. На голове, закрывая поврежденный глаз, тоже была повязка. Лейла не могла видеть ее, но на ощупь поняла, что это не ее грязный платок. Она помнила, как упорно шла к озеру, но что случилось потом, ей было неведомо. Кто-то подобрал ее, принес сюда и позаботился о ней. Этот человек (если это был человек), вряд ли желал ей зла. Она вдруг вспомнила про свою котомку и начала оглядываться, пытаясь найти ее, но так и не нашла.

Хотелось