– Шак! – заревел он, озираясь вокруг. – Где ты, Шак! Покажись!

В ответ лишь вновь качнулся папоротник, да ветер лизнул лицо. Лишь лицо. Не торс или руки, а исключительно лицо. Если уж он витал вокруг, то должен был остудить все разгоряченное тело? В душном трюме Гай избавился от разорванной рубашки и оставил только брюки да ботинки с каблуками в окантовке пластикового каучука, из положенной переписчикам униформы. Так что уж если иллюзия прохлады, то, извольте, для всего тела! Затем он увидел собственные ладони и понял, в чем дело. Они были затянуты в темно-серую, облегающую матовую пленку, скрывающую руки от пальцев до плеч. Да что там руки! Он весь был обтянут этой пленкой, словно второй кожей. Она обволакивала его мягко, невесомо, от макушки до пяток, повторяя каждый изгиб и выступ. Открыто было лишь лицо.

Время шло, а Шак не появлялся. На Гая никто не нападал, не бросался, стараясь сбить с ног, и тогда он осмелился оглядеться вокруг. Далеко внизу широкой, извилистой лентой сверкала река. Берега ее казались неприступными из-за теснившихся друг к другу огромных сосен, рвущихся в небо стройными иглами. Нижний ярус утопал в куполах зеленых папоротников с красными пятнами спрятавшихся в них цветов. Гай стоял рядом с вершиной холма. Вниз убегали покатые склоны, местами переходящие в обрывы, с вывернутыми наизнанку гранитными глыбами. Еще ниже холм терял крутизну и исчезал в густом тропическом лесу. Отдельные деревья ползли вверх по склону, но это было исключением. Главным достоянием холма казались густые папоротники да копны высокой травы ядовито-зеленого цвета. Ветер упруго толкнул в грудь, и тогда Гай сделал пару шагов вниз, к кусту с тонкими ветками и рассеченными листьями на гибких побегах. Сквозь тонкую пленку на пальцах он почувствовал влагу, покрывавшую папоротник, а на ладонях остались мокрые пятна. Все казалось неестественно натуральным. Гай сжал ветку в руке, и она легко сломалась. Через реку, по другую сторону, возвышался еще один холм. Такой же зеленый, с рыжими пятнами обрывов да каменными выступами, изрезавшими склон, словно ступенями. Создавалось впечатление, что раньше оба холма были одним целым, но река перерезала его на две равные части, развернутые друг к другу отвесными обрывами с горизонтальными уступами.

Гай закрыл глаза, выдохнул и попытался привести мысли в порядок.

«Соберись! – сказал он себе. – Ничего этого нет! Ты в барже, а это лишь обман. Им с Тобиасом будет о чем поговорить, если только он останется жив. Если только останется жив…. Ведь где-то рядом Шак! Сейчас ты откроешь глаза, все это исчезнет, и ты его увидишь снова!»

Лицом Гай чувствовал движение воздуха, сквозь закрытые веки ощущал солнечный свет и продолжал держать паузу, не открывая глаз. Но все также шумели листья на ветру, витали незнакомые ароматы, под ногой хрустнула ветка, и тогда он понял, что ничего не меняется. Гай неуверенно приоткрыл один глаз и посмотрел на папоротник, упрямо раскачивающийся перед его носом.

«Как сказал бы Тобиас, – подумал он. – Все гораздо сложнее!»

Издалека, где-то на границе слышимости, раздался рев. Низкий, утробный, он показался знакомым, но Гай ему не поверил и продолжал стоять, глядя на собственные следы. Он ступил в сторону, и трава торопливо поднялась, спрятав обнажившуюся землю под куполом зелени. Боковое зрение заметило над головой едва заметную тень. Высоко в небе парил водный гриф. Он сделал круг над соседним холмом, затем направился в сторону Гая. Снижаясь, темная точка стремительно росла в размерах, принимая причудливые очертания. Чем дольше Гай на нее смотрел, тем больше убеждался, что ничего общего с грифом она не имеет. То, что парило в воздухе, раскачиваясь при порывах ветра, было больше грифа раз в пять! Крохотная голова вертела тонким длинным клювом, поворачивая его влево-вправо, потом нацелилась на Гая. Его заметили.

Острые на концах, огромные перепончатые крылья сделали едва уловимое движение и теперь приближались, увеличиваясь и закрывая добрую часть неба. Гай присел, пополз и спрятался в кустах, закрывшись пушистыми гибкими побегами. Тень над головой мелькнула беззвучно и полетела за вершину холма. Внезапно совсем рядом что-то пикнуло. От неожиданности Гай вздрогнул. Затем он понял, что звук исходит от него самого. На левой руке, между кистью и локтем, вспыхнул матово-голубым светом экран, наполовину огибающий руку. Побежали выстроившиеся столбцами слова, цифры, знаки, но не успел он их прочесть, как все исчезло. Экран казался единым целым с облегающей его пленкой, потому поначалу Гай его и не заметил. Погаснув, экран принял точно такой же темно-серый цвет, лишь ненамного возвышаясь над рукой прямоугольным выступом, с четкими, ровными краями. Погладив по зализанной поверхности пальцем, Гай поднес его к уху. Экран не откликнулся и не издал ни звука. Присмотревшись, Гай заметил, что на нем все же что-то осталось. В правом верхнем углу выделялось, будто нарисованная кнопка, синее пятно, с ноготь в диаметре. Опоясывая его по кругу, отчетливыми буквами с малиновым отливом выгнулась надпись – «Особая возможность». Не раздумывая, Гай прикоснулся, накрыв кнопку пальцем, но ничего не произошло. Тогда выглянув из укрытия, он выбрался на свет и пошел на вершину холма. Небо снова было чистое, то, что пролетело над ним – исчезло, и теперь, замерев у края уступа, Гай залюбовался облаками. Давно он их не видел. Над городом даже одинокое куцее облачко было редкостью. Здесь же они плыли пушистые, в несколько ярусов, уходя далеко за горизонт. Внизу, куда ни доставал глаз, всюду тянулся лес. Его непрерывающийся ни на одну, даже небольшую проплешину ковер застилал зеленью все вокруг. Местами она сгущалась до темно-зеленой, иногда становилась бирюзовой, но нигде не обрывалась и не заканчивалась. Из лесного покрывала вырывались к небу два холма, и они казались единственными, что нарушало бесконечный зеленый горизонт. Разделявшая холмы река лишь ненадолго обнажалась синим изгибом и тут же торопилась спрятаться под верхушками сцепившихся в высоте веток хвои.

«Однако! – хмыкнул Гай. – Мне здесь начинает нравиться! Пусть это и мираж, но я не против им насладиться. Что там у нас внизу – вода? Любопытно, а есть ли у нее вкус? Да и можно ли ею утолить жажду? И где кончается та грань, за которой начинается реальность? Спроси он об этом Тобиаса, и в ответ получил бы встречный вопрос – а что из окружающего нас мира реальность? А дальше Тоби напустил бы такого тумана, что в конце концов запутался сам.»

Вспомнив компьютерщика, Гай не удержался от улыбки. Он уже окончательно успокоился, пришел в себя и принял происходящее как правила интересной, но не им написанной игры. Обтянувшая тело вторая кожа эластично повторяла каждое движение, не ощущалась, и он начал о ней забывать, привыкая как к неизбежному, но неплохому дополнению в это представление.

Наметив сверху менее заросшую часть склона, Гай пошел вниз, направляясь к реке. Тонкие побеги хлестали по лицу, но он не уворачивался. Нужно ли, если они нереальны? Они не более чем фантом его воображения. Или как-то еще, только помудренее? Как же ему не хватает Тоби! Уж этот бы объяснил! Камня на камне не оставил бы ни от холмов, ни от леса. Теперь Гай был готов покаяться перед компьютерщиком за свое прошлое недоверие. Теперь-то уж он слушал бы каждое его слово!