— С чего госпоже Одинцовой подписывать отказную от папиных денег добровольно?

— Да она же просто маленькая девочка. Напугали бы групповым изнасилованием и сломалась бы.

Хруст моих пальцев, сжавшихся в кулак, прозвучал на всю переговорную.

— Тише, мой друг, это летальное оружие пускать в ход рано. Видишь, человек сотрудничает. Ты рассказывай дальше. А не испугалась бы девчонка, что тогда?

Маленькие черные испуганные глазки смотрят на меня. У меня во взгляде лед. Я сижу как изваяние, потому что стоит шевельнуться и рванет. И я убью его. Убью, потому что знаю, что он сейчас скажет.

— Пустили бы по кругу разок, — говорит, сглотнув, тихо совсем, — после стала бы посговорчивее.

У меня внутри все горит адским огнем. Знал он все. Видел Маргариту, слышал, какая она дерзкая хамка, знал прекрасно, что не робкая испуганная лань перед ним. И явно думал членом больше, чем головой. Потому что убив наследницу, можно было пустить в ход поддельные документы, которые нашли у них, по которым Юрий якобы за неимением наследников доверяет все свое состояние сидящей напротив меня мрази. Но эта мразь слишком сильно хотела вкусить молодого тела, прежде, чем получить деньги.

— А потом что ждало бы гражданку Одинцову?

— Да ничего. Отпустили бы. Мы же не звери.

Глеб хмыкнул, а я почувствовал, как кулак наливается свинцом, в потребности вписаться в эту мерзкую рожу напротив.

— В лес, как ее папу? На растерзание волкам? Не домой же, где она могла бы прийти к нам, заявить за групповое изнасилование, угрозу жизни и шантажем переписанное завещание.

— Не жилец девка, да. Все услышал? Доволен?

— Очень доволен. Добавим к твоему делу статью об угрозе жизни гражданки Одинцовой и выбьем максимально тяжелое наказание за нее, пойдет плюсом к твоему сроку. Годиков на двадцать общака ты уже собрал. И подельники признаются с удовольствием. Хотел бы сказать, что присядете вместе, будет веселее срок мотать, но мой дружище здесь будет выбивать для тебя номер люкс на одного, где тебя ждут двадцать лет наедине со своей совестью.

— Да кто он такой?!

— Друг ее отца, — открываю рот впервые с тех пор как нас стало трое. — Ее опекун и телохранитель.

Мой голос звучит хрипло, надтреснуто и опасно.

— Глеб, не оставишь нас ненадолго? Нужную информацию для следствия мы выяснили. Теперь пришел черед поговорить по-мужски.

Глеб кивает, бросает хладнокровный и безэмоциональный взгляд на моего собеседника, и говорит.

— Развлекайся, брат.

Я прожигаю ледяным взглядом мужичонку, который бледнеет на глазах, с опаской пялясь на меня. А потом дверь негромко хлопает и мы остемся тет-а-тет.

Маргарита

Когда открыла глаза, первым делом увидела Матвея рядом. Он дремал, не раздевшись, и между бровями была эта напряженная складка, которая всегда сигнализировала, что все плохо.

Я пошевелилась, чтоб коснуться пальцем его лица, как он сам резко распахнул глаза.

— Ты пришел, — улыбнулась сонной улыбкой.

— Я же обещал тебе.

— Нарушил обещание, обещал возвращаться каждый вечер.

— Обстоятельства задержали.

Я приподнимаюсь, чтоб его поцеловать, и вижу большое темно красное пятно, разрастающееся слишком быстро под его сильным телом. Поднимаю взгляд на его лицо и понимаю что он, еще несколько секунд назад разговаривавший со мной, уже не дышит. И истошно кричу.

— Маргарита! Маргарита, проснись!

Я распахиваю глаза и вижу в кровати совсем не того, кого ожидала и хочу. На краю сидит Тимур, почему-то обнаженный, я ничего не понимаю, в панике бросаю взгляд через плечо, где лежал Матвей и вижу, что его половина кровати пуста. Щупаю одеяло, пытаясь нащупать залитое кровью место, но там сухо и прохладно. Перевожу взгляд на Тимура и хрипло спрашиваю.

— Что ты здесь делаешь? Почему ты голый?

— Ты кричала, — отвечает таким же хриплым голосом. — Твой крик разбудил меня, я прибежал убедиться, что все в порядке.

— Мне приснился плохой сон, — меня всю передергивает от воспоминаний.

Тимур по-прежнему не отнимает своих рук, придерживая за плечи, и я начинаю чувствовать себя неуютно в этом прикосновении.

— Извини, что разбудила, — говорю искренне, и аккуратно пытаюсь выбраться из его рук.

Он замечает мои потуги и снимает ладони с моей кожи, которая странно горит в местах, где он прикасался. Странно, неуместно. Это раздражает. И я злюсь, но не на него, а на Матвея, который его сюда прислал. Злюсь ровно до того, пока не вспоминаю его мертвое лицо из сна. И в этот момент на меня резко и совершенно непрошенно накатывает рвотный позыв. Я только и успеваю, что зажать рот ладонью, вскочить как ужаленная и пулей рвануть в туалет.

Тимур стоит, опираясь на косяк, дожидаясь моего возвращения. Я выхожу из ванной бледная как смерть, и только теперь понимаю, что он не обнажен, на нем боксеры. Это все мое больное воображение, рисует не то, что надо и смещает фокус.

— Ты в порядке? — спрашивает, внимательным взглядом осмотрев меня с головы до ног.

Я только теперь понимаю, что одета ничем не лучше. На мне футболка Мота и больше ничего. Это асолютно неуместно.

Хмыкаю и киваю. Более чем. Токсикоз пожаловал. Дерьмово, но предсказуемо. Читала, что это вроде хороший знак. Если есть токсикоз, есть беременность. Значит фасолинка там в порядке, несмотря на всю неразбериху в жизни мамы и папы.

— Это то, о чем я подумал?

— Да.

Какой смысл юлить и скрывать после того, как меня вырвало при нем.

— Пиздец.

Мой взгляд из растерянного мигом становится хищным.

— Я думала слово на букву П, которое должно было прозвучать, звучит как “поздравляю”.

— Хм, ну да, — его взгляд суровеет, и он, кажется, тоже накапливает градус злости. — Я польстил сельскому дурню ранее, сказав, что он умен. Он кретин.

— Не начинай, — угрожающе выставляю палец вперед, но Тимура это только веселит.

— А то что, отругаешь? Лучше потрудись объяснить, что здесь опять происходит. Какого черта ты, беременная, торчишь здесь как Рапунцель в башне, а он где-то шароебится опять.

Я устало закатываю глаза.

— Что ты хочешь услышать? Локации и декорации сменились, а сеттинг тот же. Мы по-прежнему под прицелом, он по-прежнему ищет у кого. Поймали людей, которые в ответе за покушение на папу. Это единственное что изменилось с тех пор, как мы расстались и каждый из вас схлопотал по пуле.

— Ты не думала обратиться в полицию с этим?

— На усадьбу твоей матери полиция и приехала. Полицейский и всадил пулю в Матвея. Так что нет, к сожалению, эта опция мной не рассматривалась. И я доверяю своему опекуну.