– Я жила у художника по имени Клод… – вдруг произнесла девушка.

– Как вы назвали его имя? – встрепенулся Курт.

– Клод… Такой старый художник с седыми волосами, он нарисовал ваш портрет. Так вот, я жила у него. Долгое время. Он мне дядя. Теперь его убили… – В глазах Адель появились слезы.

Курт почувствовал жалость.

– Я видел, как это произошло, – сказал он и, протянув руку, погладил ее по голове.

– Как? – спросила девушка. – Вы видели – и не помогли? – вдруг наморщила лоб она.

– Не было возможности, – ответил Курт. – Все произошло очень быстро. Ваш дядюшка Клод проявил себя настоящим героем. Гестаповцы не ждали от него такой прыти. Он убил одного, ранил второго… – Он в двух словах пересказал, как было дело.

Девушка слушала его внимательно. Не раз принималась плакать. В руках ее появился носовой платок, она утирала слезы.

– Может, вам нужна помощь? – вдруг спросила девушка.

– Да, нужна, – быстро проговорил Мейер. Он уже принял решение, и надо было действовать. – Вы не могли бы достать «кислотную мину» британского производства, аналогичную той, при помощи которой фон Штауффенберг пытался взорвать Гитлера?

– Вас интересует именно такая мина? – спросила девушка.

– Именно эта, – отрезал Курт. – Поясняю. Требуется устройство, начиненное английской взрывчаткой. Если угодно, вот описание… – Он достал из кармана газетную вырезку, которой запасся накануне.

– Здесь довольно детальное описание, – ответила Адель, прочитав заметку. – Скорее всего смогу достать, – подумав, добавила она.

– Хорошо. Когда достанете, дайте мне знать, но мина пока пусть останется у вас.

Курт был готов распрощаться с ней и даже взялся за ручки кресла, чтобы встать, но тут Адель произнесла:

– Мы готовим восстание… Во время восстания вы как эсэсовец можете пострадать!

– Да? – насмешливо произнес Курт. – Что же вы предлагаете, моя юная подруга?

– У нас есть некоторое количество удостоверений, подписанных генералом де Голлем. Обладатель такой бумаги будет застрахован от возможного покушения, от любых неожиданностей…

– А вот это по-настоящему интересно, – Мейер снова опустился в кресло. – Раздобудьте мне такой документ, хотя бы один…

– Хорошо!

Девушка поднялась и ушла. Курт еще некоторое время сидел на прежнем месте и смотрел ей вслед. Рядом грохотал ипподром. В голове Мейера возникали интересные планы. А потом он вспомнил Адель и подумал, что с такой девушкой вполне можно работать.

Высокий блондин в это время поставил недопитую рюмку аперитива на прилавок и двинулся за удалявшейся Адель.

В кабинете Кнохена, расположенном на улице Соссэ, сидели Серафим Никольский и сам хозяин кабинета. Вернее, нельзя было назвать человека, сидевшего перед оберштурмфюрером, кем-то еще, сейчас это был Семен Ботун – что-то в лице его выдавало провокатора. Ботун расслабился, и в нем проступила истинная личина.

На столе между собеседниками стоял портрет Курта Мейера. Портрет был без рамки. Этот портрет и еще то, что окно кабинета было плотно зашторено, рождало странное чувство – словно двое сидели у могилы штандартенфюрера Мейера.

– Вас никто не видел? – спросил Кнохен.

– Разумеется, нет, – сказал Ботун. – Я уносил портрет весьма осторожно.

– Значит, вы полагаете, он вместе с ними? – Кнохен кивнул на картину.

– Совершенно верно… – растянул в улыбке губы Ботун. Добавил: – Ох и ловко он вас провел!

– Прошу быть осторожным в выражениях, господин Ботун, – ледяным тоном произнес Кнохен. – Этот человек прибыл из Берлина с важной миссией, сам Гиммлер ему доверяет… Где вы взяли портрет?

Ботун замолк обескураженно. Хлопал осоловело глазами и молчал.

– Вам дали его унести? – Гестаповец прищурил глаза. – Вы плохо работаете! Вдруг вас раскрыли?

Собеседник заерзал на стуле.

– А как же моя информация о Клоде, об этой проститутке Адель, о викарии, о звонаре? – обеспокоенно спросил он. – Все эти бандиты, господин оберштурмфюрер, наверняка связаны с парижским подпольем… И еще одного блондина я видел мельком… – Он говорил о Павле Бондареве, не зная, как детальней описать этого человека.

– Слушайте, только вчера штандартенфюрер Мейер жаловался, что какие-то бандиты выкрали у него портрет, который был сделан на Монмартре в первый день его пребывания во французской столице. Эта картина была дорога штандартенфюреру Мейеру! – произнес Кнохен наставительно. – Я вам не верю, господин Ботун… Идите и возвращайтесь, когда у вас будут веские доказательства вины Мейера… Портрет я пока оставлю у себя… – Он бережно взял картину и поставил в сейф. – Уходите, господин Ботун, не раздражайте меня… Да что я говорю, пшел вон! – заорал изо всех сил Кнохен.

Семен Ботун выскочил из кабинета.

Встреча была назначена в кафе «Золотая голубка», расположенном в районе Больших Бульваров. Ботун-Никольский прибыл туда прямиком из штаб-квартиры гестапо на улице Соссэ. Однако он, конечно, прежде два часа кружил по городу, чтобы никто не понял, откуда он пришел. По пути Ботун опрокинул в бистро рюмочку-другую. Настроение все равно оставалось подавленным. Он совершенно не знал, какие доказательства нужны Кнохену. Оставалось наблюдать…

В кафе «Золотая голубка» Никольский пришел первым. Сидел над рюмкой «Перно» и рассматривал улицу.

Наконец появилась Адель. Почти одновременно с ней появились викарий и Жорж Лерне. Ботун взял себя в руки. Нужно было и дальше разыгрывать из себя Никольского, да еще придумать историю, почему от него разит, как от винной бочки.

Первым почувствовал запах звонарь. Он вопросительно глянул на товарища по побегу.

– Настроение не всегда бывает хорошим, брат, – пожаловался Ботун.

Деликатный Жорж Лерне промолчал, глянул на девушку – Адель сидела за столиком, но думала о своем… Викарий направился к стойке и о чем-то сказал бармену на ухо. Тот кивнул и махнул рукой.

– Пошли, – сказал Лерне.

Все трое поднялись из-за стола и зашли за стойку бара. Оттуда по узкому коридору они прошли на задний двор. Бармен шел первым, за ним следовали викарий и девушка. Ботун замыкал шествие.

По двору ходили куры. Они разбегались от ног бармена, смешно хлопая крыльями.

Этот обычный дворик одного из старых зданий выглядел уютно. По периметру двора располагались хозяйственные постройки. Бармен подвел всех к сараю, выложенному из серого известняка, отпер дверь. За дверью оказалась кладовая.

После того как все прошли внутрь, бармен набросил на дверь крючок и, не говоря ни слова, решительно стал очищать место на полу, в самом центре помещения. Сперва он действовал ногами, потом отбросил в сторону какой-то хлам, тряпье и куриные перья, взял метлу, прислоненную к стене, и сделал несколько взмахов.