– К черту шведского консула! – орал французский полковник. – Поступила информация из мэрии – там работает радиопередатчик, вещают открытым текстом. Париж могут взорвать.

– Хорошо, – сказал Эйзенхауэр. – Пусть Леклерк разворачивает свои танки. Даю вам три дня.

– Есть! – откозыряв, ответил полковник Леруа. Его лицо осветилось радостью.

Не дожидаясь реакции Эйзенхауэра, полковник устремился к своим солдатам.

Первоначально Эйзенхауэр задумывал обойти Париж стороной и двигаться к другим, более важым целям. Однако де Голль, узнав о намерениях американца, взбеленился. Он ворвался в штабную палатку. Тонкие губы де Голля были сжаты в полоску, да и глаза полыхали страшным огнем.

– Генерал, как вы можете оставить мой город без помощи?

– Я уже отдал приказ! – раздраженно бросил Эйзенхауэр. – Дивизия Леклерка меняет направление…

– А я узнаю об этом в последнюю секунду! – закричал де Голль. – Я хочу, чтобы вы знали… Я иду вслед за Леклерком…

– А сколько человек вы хотите с собой увести, генерал? – спросил Эйзенхауэр. – Взвод? Полк? Дивизию? У меня каждый человек на счету! Мы и так долго провозились под Версалем, все сроки летят к черту! Через полчаса, – он посмотрел на часы, – у меня состоится важный телефонный разговор с Рузвельтом, что я доложу президенту?

– Что вы поступаете как человек! – сказал де Голль, развернулся и вышел из палатки.

Французская танковая дивизия генерала Леклерка, входящая в состав американской армии Паттона, изменив направление главного удара, двинулась на Париж.

Отряд французских командос на джипах «Виллис» ворвался на аэродром. Был отдан приказ – не стрелять по самолетам, но охране аэродрома досталось. Развернув спаренные пулеметы «Виккерс», установленные на автомобилях, французы стали уничтожать все живое в пределах видимости. Сперва охранники, засев в предназначенных для этого укрытиях, пробовали отстреливаться, затем, видя, что напор наступавших не ослабевает, устремились к транспортному «Юнкерсу», который, ведомый отчаянным пилотом, выруливал на взлетную полосу. Несмотря на пулеметные очереди, пяти или шести человекам удалось добежать до самолета. Кто-то успел запрыгнуть в люк прямо на ходу – французский офицер, подняв к глазам бинокль, видел, как счастливцам протягивали руку и втаскивали в самолет, кого-то оттолкнули – из люка показалась белая рука. Гитлеровский солдат, с которым так обошлись, припал на одно колено, сорвал с плеча автомат и в отчаянии выпустил вслед самолету длинную очередь. Было видно, как пули высекли искры из обшивки. Разумеется, «Юнкерс» это не остановило.

– Командир, я могу резануть по бакам, – задумчиво произнес пулеметчик, рассматривая разворачивавшийся самолет.

Офицер оглянулся. Вокруг все пылало.

– Не надо, – ответил офицер, вновь приставляя бинокль к глазам. – Пусть проклятые боши убираются домой. Расскажут своим, как получили по зубам от французов.

«Юнкерс» тем временем развернулся и замер в начале взлетной полосы. Прогрев двигатели, самолет начал разгоняться. Прошло несколько минут – и тяжелый транспортник взмыл в небо.

– Все! – сказал офицер. – Будем надеяться, что последний самолет с захватчиками покинул Париж…

25 августа генерал де Голль вслед за Леклерком триумфально вступил в Париж. И хотя на крышах еще орудовали немногочисленные немецкие снайперы, французская столица была освобождена. Де Голля приветствовали восторженные парижане. Звонили колокола собора Парижской Богоматери.

Что случилось с остальными героями этой истории?

Доктор Менгеле бесследно исчез…

Мэра Парижа растерзали возмущенные горожане.

Павлу и Адель было суждено таки встретиться. Это произошло в бою, в последний день восстания, за несколько часов до вступления генерала Леклерка в Париж.

Павел отстреливался от наступавших немцев, сидя на втором этаже мэрии. Он менял пулеметный диск, когда кто-то тронул его за плечо. Обернувшись, молодой человек увидел Адель.

– Ты? – выдохнул он. – Откуда?

– Внизу сказали, что бошей, по сути, сдерживает один человек, русский, – улыбнулась Адель. – Я подумала, что это ты. Я не ошиблась! – Девушка восторженным взглядом рассматривала молодого человека.

Обняв ее, Павел прошептал:

– Ты простила меня?

– За что? – искренне удивилась Адель. – Пригнись, – тут же скомандовала она.

Минутой раньше Адель заметила в окне дома напротив, на третьем этаже, гитлеровского снайпера – солнце отразилось в объективе оптического прицела. Наверняка снайпер появился с целью убрать пулеметчика.

Адель и Павел распластались на полу. Так получилось, что Павел упал ближе к подоконнику, и это спасло его. Адель вздрогнула в руках Павла, и он, отстранившись, увидел умиротворенную улыбку на ее губах. Пуля, попав Адель под левую лопатку, достигла сердца. Девушка была мертва.

Павел скрипнул зубами. Оставив пулемет в таком положении, чтобы выглядело, будто пулеметчик остается под подоконником, он взял карабин Адель и отполз к другому окну. Все-таки он был ворошиловский стрелок. Сжав зубы, он послал пулю, когда враг неосторожно высунулся из окна, прямо в оптический прицел. Снайпера отбросило назад. Затем Павел Бондарев вернулся к пулемету и принялся сосредоточенно поливать очередями немцев, которые были уже в нескольких метрах от крыльца здания.

Он стрелял, пока не закончились патроны. В последнюю минуту увидел: на площадь выехали французские танки. Над броней первого гордо реял трехцветный флаг. Затем в окно влетела граната. Раздался взрыв, осколки рассыпались по помещению. Один из них пронзил Павлу грудь, и старший лейтенант Красной армии Павел Бондарев, вздрогнув, упал рядом со своей возлюбленной.

Павел Бондарев и Адель Делакруа были похоронены рядом на кладбище Пер Лашез, недалеко от Стены коммунаров.

Звонарь Жорж Лерне, выйдя из подполья, вернулся к своим прямым обязанностям. Чуть позже, сидя в своей келье, он написал книгу воспоминаний, где нашлось место всем, с кем он сражался плечом к плечу в подполье и на баррикадах восставшего Парижа.

Викарий был награжден орденом Почетного легиона, получил его из рук самого генерала де Голля. После войны он продолжал служить в соборе Парижской Богоматери, однако своих пагубных замашек не бросил и частенько прикладывался к фляге с коньяком.

В первые послевоенные годы в Гранд-опера из всех немецких опер в репертуаре сохранялся только «Вольный стрелок» Вебера. Зрителям не объясняли, в чем дело. Лишь самые дотошные театралы знали, что пьеса имеет какое-то отношение к сохранению города от разрушения.

Курт Мейер, хоть и получил из Центра предложение выйти из оперативной «игры», сымитировав смерть при штурме Парижа, отказался от этого и вернулся в распоряжение рейхсфюрера Гиммлера.