кресла и помрачнела. Как она провела выходные. Волшебно. Лучше всех. И вместе с тем странно! Рамон пугал ее и манил, и внутри себя она приняла решение, что примет все, что он бы ей не предложил. В эти два дня. Ведь она осталась. Водитель уехал. Она осталась, хотя почти все внутри противилось такому скорому развитию отношений. А он… Ничего не было. Она не провоцировала, а он и не стремился. Они разговаривали. О прошлом, об искусстве, о войне. О том, как она вытаскивала раненных с поля боя. Как впервые столкнулась с тем, что даже высший вампир, питающийся эмоциями, может умереть от потери крови. Как не спала неделями и исколесила всю Европу. Он говорил о своем опыте, об ученых, изобретениях, о вечном поиске и экспериментах, углубляться в которые не стал. Через несколько часов они переместились на шкуру медведя, материализовавшуюся у камина. И там наконец он позволил себе ее обнять. И только. Офелия еще помнила это сладкое ощущение его рук на своих плечах. Его дыхания в волосах. Как простая близость Рамона сняла напряжение, сомнения. Только в этот момент она смогла полностью расслабиться. И уснуть. Она уснула прямо там, на шкуре, согретая теплом мужчины и огня. Уснула глубоко, впервые за долгое время спала без снов и тревог. И, проснувшись, обнаружила, что Эверетт перенес ее в спальню. Но самого его рядом не было.

Они встретились за завтраком. Рамон в глаза не смотрел. Он встретил ее приветливо и вежливо, но Офелия почувствовала, что он отгородился. Бой был проигран. Что-то пошло не так. Она что-то сделала не так, и он решил, что больше не хочет иметь с ней дела. Прощаясь, он обещал, что приедет, как только появится минутка, что неделя предстоит загруженная, и он не может все бросить. Но Лия чувствовала себя так, будто с ней прощаются. И она не понимала, куда делись его пылкость и напор. Она ненавидела его вежливость. И поняла только то, что для нее ничего не изменилось. Она пропала в тот момент, когда губы Незнакомца впервые нашли ее. Когда соприкоснулись их руки, тела и, как она, наивная молодая дурочка, думала, души. Не могла же она нафантазировать себе все это? Офелия хорошо считывала любые эмоции и редко в них ошибалась. Но никогда не имела дел с Незнакомцами. Может, у них все иначе? Может, его пылкость была лишь злостью, а потом он решил, что игра не стоит свеч? Она явно ему не понравилась. Когда мужчине нравится женщина, он не бережет ее, он ее берет или хотя бы пытается. Тем более, когда для этого созданы все условия.

На глаза навернулись слезы.

— Думаю, что он больше не появится.

— Я видела его. Я тебе говорила? Он сидел в «Алой мантии» вместе с Ли.

Офелия посмотрела на подругу, сомневаясь между желанием откусить ей голову и прижать к себе. Говорить о Рамоне было мучительно больно. И сладко.

— Вот видишь. Ходит по клубам, наслаждается жизнью.

— Он не выглядел так, будто наслаждался с жизнью. О чем-то спорил с Андреасом, потом купил для меня коктейль и сказал, что это Ли. Я думаю, они говорили о тебе. И думаю, что твой адвокат дал понять моему полицейскому, что с тобой ему ничего не светит.

Лоусон слабо улыбнулась, допила вино и налила еще.

— Ты просто меня утешаешь. Спасибо, Мер.

— Нет, не утешаю. Ты же знаешь, у меня хороший слух. Да и они особо не скрывались. Эверетт конкретно сказал полицейскому тебя не трогать, я слышала. Ты думаешь, я не узнала их? Узнала. И поэтому не ушла из этого скучного клуба сразу же. Мне стало интересно. Мы с тобой редко говорим о мужчинах, тем более, сразу о двух. А тут такое. Кто бы мог подумать, что мистер Эверетт обеспечит мне такую шикарную ночь. Ты, кстати, не против, что я …

Лия рассмеялась.

— Все уже сделано. Ли твой. Не претендую. Да и… — она поболтала вино в бокале. — Я не знаю, что мне делать, Мер. Закрывая глаза, я вижу его лицо. Я чувствую его руки на своих плечах. Когда он обнимал меня, сидя на шкуре, я думала, что в этот миг могла бы умереть. Умереть без страха и сожаления. Это было так чудесно. Это было так… невероятно. Я не могу тебе объяснить…

— Ты просто влюбилась, — улыбнулась подруга. — Как чудесно, Лия. Я уж не мечтала, что когда-нибудь увижу тебя такой. Влюбленная Офелия Лоусон. Боже мой. Приходи на мое шоу! Покажем тебя, как диковинку. Ты знаменитость. Страдающая знаменитость — это успех.

Лоусон отмахнулась. Она не умела злиться на подругу. Хоть Мередит была радиоведущей, а не журналисткой, чувством такта она не обладала. И порой ее поддержка выглядела как самое настоящее издевательство, но до сего момента подобное Офелию не трогало.

— Я хочу его увидеть, — чуть слышно проговорила она. Одинокая слезинка скатилась по носу и упала в вино. — Посмотреть в глаза. И понять, что это было. И что будет дальше.

— А ты не думала о том, что он просто тебя уважает? И решил не тащить в постель сразу, а дать вам обоим время?

Офелия передернула плечами.

— Мне страшно в такое поверить, это было бы слишком хорошо. Любой на его месте…

— Это Рамон Эверетт, детка. Это не твои больные на всю голову доктора, которые женщин видят только на операционном столе. Налей-ка мне. Не могу видеть, как лучшая подруга спивается в одиночестве.

17 марта, пятница

Госпиталь имени Люси Тревер

Доктор Лоусон приехала на работу на сорок пять минут позже. После ужина с Мередит она уснула мертвым удушливым сном и не услышала будильник. Мысли бились о черепную коробку, не давая расслабиться. Она чувствовала себя маленькой девочкой, слабой и глупой, у которой нет никакого житейского опыта, и она пасует перед первыми отношениями. И к позднему вечеру пришла к выводу, что, в общем-то, оно так и было. Те случайные отношения, которые врывались в ее жизнь, не шли ни в какое сравнение. Там было знакомство с телом, с миром чувственных удовольствий. А сейчас впервые кто-то прикоснулся к душе. И если бы ей задали вопрос, что именно в Рамоне так перевернуло ее состояние, Лоусон бы не ответила. Это произошло не на уровне разума. И даже не на уровне чувств. Он был