недоумении я потянул сосок. Цистерна (полость над соском, где собирается молоко) была почти пуста, но мне удалось выжать на ладонь совершенно белую струйку.

— Что же это такое, Терри? Вы подменили корову! Вы ведь меня разыгрываете, а!

— Да нет, мистер, — ответил он со своей медлительной улыбкой. — Корова та самая. Только она на поправку пошла.

— Но это невозможно! Что вы с ней делали?

— Да то, что вы мне посоветовали. Мял и сдаивал.

Я поскреб в затылке.

— Но она же совсем здорова! Ничего подобного я в жизни не видел.

— Чего не видели, того не видели, — произнес у меня за спиной женский голос. Я обернулся. В дверях с ребенком на руках стояла молоденькая жена Терри. — Вы же никогда не видели человека, который бы тер и очищал вымя всю ночь напролет, правда?

— Всю ночь напролет? — повторил я.

Она поглядела на мужа со снисходительной нежностью.

— Да, как вы ушли, он так с табурета и не вставал. И спать не ложился, и ужинать не приходил, и завтракать. Я уж носила ему сюда поесть, и чаю, кружку за кружкой. Вот ведь дурачок — как только выдержал!

Я посмотрел на Терри, на его бледные щеки, на щуплые подрагивающие плечи, на почти пустую чашку с гусиным жиром у его ног.

— Вы совершили невероятное, Терри, — сказал я. — И конечно, совсем вымотались. Но теперь ваша корова полностью выздоровела и больше никаких забот не требует. Ложитесь-ка, вздремните.

— Не могу. — Он мотнул головой и расправил плечи. — Мне на работу пора. Я и так уж опоздал.

Глава двадцать первая

— Сразу видно, что свиньи вам нравятся! — сказал мистер Уорли, когда я бочком вошел в закуток.

— Неужели?

— А как же! Мне с первого взгляда ясно. Вот вы зашли тихо, по-хорошему, почесали Принцессе спинку, поговорили с ней, и я сразу подумал: «Этому молодому человеку свиньи нравятся!»

— Отлично. Кстати сказать, вы совершенно правы: свиньи мне нравятся…

Тем временем я осторожно пробирался мимо Принцессы, не зная, как она воспримет мою дерзость. Это была внушительная зверюга, а матери с молочными поросятами нередко набрасываются на чужаков. Когда я вошел в хлев, она встала, стряхивая с себя сосущих поросят, поглядела на меня и неопределенно хрюкнула, напомнив о тех довольно частых случаях, когда я выскакивал из закутков куда быстрее, чем входил в них. При виде разинутой пасти дюжей, свирепо хрипящей свиньи я всегда обретаю удивительную резвость.

И вот теперь я был в узком закутке. Принцесса как будто отнеслась ко мне с полным благодушием. Она снова хрюкнула, но совершенно мирно, и неторопливо улеглась на солому, подставив соски жадным маленьким ртам. Эта поза позволяла мне спокойно осмотреть ее ногу.

— Ага, ага, та самая, — тревожно сказал мистер Уорли. — Утром она просто наступить на нее не могла.

На вид ничего серьезного не было: роговой край одного копытца разросся и натирал чувствительную подошву, но ради подобных пустяков нас, как правило, не вызывали. Я удалил разросшийся край и смазал больное место нашей универсальной успокаивающей дегтярной мазью, а мистер Уорли все это время стоял на коленях возле головы Принцессы, поглаживая ее и что-то ласково ворковал ей на ухо. Слов я не разбирал. А может быть, он изъяснялся на свином языке, потому что Принцесса словно бы отвечала ему тихим похрюкиванием. Во всяком случае, это сработало лучше всякой анестезии, и все были счастливы на удивление — включая поросят, деловито в два ряда сосавших мать.

— Ну, все в порядке, мистер Уорли. — Я выпрямился и протянул ему баночку мази: — Втирайте понемножку два раза в день, и, не сомневаюсь, все скоро заживет.

— Большое спасибо, весьма вам благодарен! — Он потряс мне руку с таким жаром, словно я спас Принцессу от неминуемой гибели. — Рад был познакомиться с вами, мистер Хэрриот. Конечно, с мистером Фарионом я уже знаком года два и очень высокого о нем мнения. Любит он свиней, ах как любит!

— Безусловно, мистер Уорли.

— Вот-вот, я сразу вижу! — Он некоторое время смотрел на меня увлажнившимися глазами, а затем удовлетворенно улыбнулся.

Мы вышли на задний двор — но не фермы, а гостиницы, ибо мистер Уорли был, собственно, не фермером, а хозяином отеля «Лангторпский водопад», и его обожаемые свинки размещались в бывших конюшнях и каретнике. Он держал только тэмуртов, и какую бы дверь вы ни отворили, ваши глаза встречались с глазами золотисто-рыжей свиньи. Несколько кабанчиков откармливались на сало и ветчину, но гордостью мистера Уорли были его свиноматки. У него их было шесть — Императрица, Принцесса, Бирюза, Ромашка, Далила и Примула.

Уже несколько лет опытные свиноводы убеждали мистера Уорли, что из его затеи с разведением свиней ничего не выйдет. Если браться за это всерьез, говорили они, то нужно построить настоящий свинарник, а рассовывать свиноматок по каким-то перестроенным конюшням — последнее дело.

Но уже несколько лет любимицы мистера Уорли производили на свет рекордное число поросят и нежно их вскармливали. Все они без исключения были заботливыми матерями, не пожирали новорожденных и не придавливали их по небрежности, так что через восемь недель, как по расписанию, мистер Уорли отправлял на рынок двенадцать упитанных поросят.

Наверное, фермерам из-за этого пиво в горло не шло: ни у кого из них свиньи не приносили столько здоровых поросят, к тому же (что делало пилюлю еще более горькой) хозяин «Лангторпского водопада» переселился сюда из какого-то промышленного города (Галифакса, если не ошибаюсь) — бывший владелец газетного киоска, хилый и близорукий, не имевший никакого понятия о сельском хозяйстве. По всем законам природы, у него ничего не должно было получаться.

Мы вышли со двора и направились к тихому перекрестку, где я оставил машину. Чуть дальше шоссе круто ныряло в заросший деревьями овраг, где Дарроу бурлила и пенилась, стремительно переливаясь через зубчатый порог, преградивший ей путь. С того места, где я стоял, реки не было видно, но до меня доносились слабые отголоски ее рева,