Кийск умолк. Он понимал, что сказанное должно было казаться тем, кто его слушал, чем-то в высшей степени странным и могло вызвать разве что только новые вопросы, на которые у него не было ответов. Но что еще он мог сделать? Если даже у Сато и была какая-то возможность связаться с Масякиным и доложить ему о сложившейся ситуации, решение все равно требовалось принимать здесь, на месте, и немедленно. Необходимо было любым способом обуздать неукротимую жажду деятельности, охватившую Серегина.

– Господин Костакис, то, что вы нам только что поведали, – это домашняя заготовка? Если это импровизация, то, должен признать, довольно удачная, – ехидно заметил инспектор. – Мне известна история экспедиции, погибшей здесь. И, знаете ли, – продолжал он, обращаясь к десантникам, – из шести человек в живых не остался никто. Так что, господин Костакис, – снова обернулся он к Кийску, – выдавая себя за одного из членов экспедиции, вы допустили ошибку. В следующий раз готовьте свою легенду более тщательно.

– Официальные источники не всегда сообщают всю правду, – сказал Кийск.

– Вы можете предоставить нам какие-то доказательства?

– Вы слышали, что Хелм говорил о колодце под Храмом. Я уверен, что это вход в Лабиринт. Когда вы заглянете в него, то убедитесь, что это не просто дыра в земле.

– Если после того, как мы арестуем Кула, в Храме или где-либо еще на территории поселка будет обнаружена какая-то яма, я предоставлю ее в полное ваше распоряжение, господин Костакис. Если она окажется тем, что вы ищете, то вам тоже будет чем отчитаться перед своим руководством.

Серегин поднялся и засунул диктофон в карман, давая понять, что тема для разговора исчерпана.

– Подождите! – воскликнул Кийск. – Я, кажется, могу предоставить вам одно доказательство.

– И что же это будет? – изображая заинтересованность, спросил Серегин.

Кийск взглянул на Лаваля:

– Луи, ты, наверное, еще не успел обновить запас медикаментов в аптечке вездехода?

– Нет, – удивленно ответил Лаваль. – У меня и времени на это не было.

– Тогда, будь добр, принеси ее сюда.

– Ну, если кому-то нездоровится…

Лаваль встал, пожал плечами и вышел за дверь.

– Ваше доказательство находится в бортовой аптечке вездехода? – Запас сарказма у Серегина был неистощим.

– Надеюсь, что оно там, – ответил Кийск.

Лаваль вернулся, неся серебристый кейс, как величайшую драгоценность, в вытянутых руках. Водрузив его на стол, он остался стоять рядом, словно фокусник, ожидающий аплодисментов. Лейтенант указал ему на свободный стул. Лаваль обреченно вздохнул и вернулся на свое прежнее место.

Кийск подошел к столу, встал рядом с Серегиным и положил ладони на крышку кейса.

– Сегодня, когда мы были в поселке, я перевязал девушке раненую руку. Полоску материи, которой рука была перевязана до этого, я бросил в аптечку. Свидетелями были присутствовавшие при этом десантники. Они же могут подтвердить, что материя была пропитана кровью.

– Точно, – сказал Кабонга.

Лаваль с Сато просто молча кивнули.

– Клетки тела двойника вне организма подвержены ускоренному лизису. Кровь их становится бесцветной. В разговоре со мной Дана упомянула, что уже проходила через обряд перерождения. Если мои предположения верны и перерожденные – это на самом деле двойники, то материя, пропитанная кровью Даны, к настоящему времени должна уже обесцветиться.

Десантники с интересом подались вперед. Серегин продолжал скептически кривить губы.

Кийск откинул крышку кейса и вытянул из секции для использованных материалов белую полоску материи, на которой не было ни единого красного пятна.

– Клянусь, она была вся в крови, – громко произнес Кабонга и глянул по сторонам, выискивая, не сомневается ли кто-нибудь в правдивости его слов.

Кийск поднес полоску материи к глазам Серегина.

– Этот довод достаточно убедителен для вас, господин инспектор?

Серегин выхватил материю из пальцев Кийска, смял в руке и, швырнув обратно в кейс, с треском захлопнул крышку.

– Своими фокусами вы ничего не добьетесь! – крикнул он. – Вместо обещанных доказательств вы суете мне в лицо какую-то тряпку! Я очень удивлюсь, если окажется, что хотя бы один из присутствующих здесь поверил в вашу сказку про двойников!

– Как же иначе вы объясните то, что, убивая по несколько человек еженедельно, Кул до сих пор не вырезал всю свою колонию?! – сорвавшись, тоже закричал на Серегина Кийск.

То, что у оппонента сдали нервы, подействовало на Серегина, напротив, успокаивающе.

– Проще простого, – Серегин развел руками и повернулся к десантникам, призывая их в свидетели своего наступающего торжества. – Проще простого, господа, без мистики и фантастики. Никаких убийств на самом деле во время обряда перерождения не происходит. Кул с помощью своих подручных занимается имитацией человеческих жертвоприношений. Мне уже приходилось сталкиваться с подобной практикой в других сектах. Несчастному вкалывается препарат, вызывающий у него каталепсию, а после его накачивают мнемостимуляторами. Прошедший подобную процедуру с полной уверенностью в правдивости своих слов будет рассказывать, что был на официальном приеме в райском саду. Ну, а если во время представления добавить еще побольше красной краски, то у зрителей не возникнет сомнений в том, что они стали свидетелями воскрешения из мертвых. Вот и весь трюк. – Серегин покровительственным жестом положил руку Кийску на предплечье. – Согласитесь, господин Костакис, моя версия гораздо правдоподобнее вашей.

Резким движением Кийск стряхнул руку инспектора:

– Ваша, может быть, и звучит правдоподобнее, только моя соответствует истине.

– Да бросьте вы, Костакис, – примирительным тоном продолжал Серегин. После блестяще одержанной победы в нем взыграло благородство. – Стоит ли упорствовать в своих ошибках? Эту партию вы проиграли, и Кул достанется мне. Но если хотите, можете поехать вместе с нами, чтобы воочию увидеть обряд перерождения и стать свидетелем ареста Кула. Потом предоставите своему руководству полный отчет об этом событии.

Кийск безнадежно покачал головой.

– Какой же вы все-таки болван, инспектор, – тихо произнес, как будто выдавил сквозь стиснутые зубы, он.

Серегин по-приятельски похлопал Кийска по плечу.

– Я понимаю ваше состояние и поэтому не обижаюсь, – сказал он. – Уверен: вы сами поймете, что были не правы, и извинитесь. Мое предложение остается в силе.

В комнате с подпирающим свод крестом, расположенной за подиумом молельного зала Храма, за столом сидели трое. Все трое были одинаково одеты и имели внешность Бенджамина Кула. Лицо одного из них нервно подергивалось, двое других сохраняли невозмутимое спокойствие. Разговор, который они вели, походил на внутренний диалог человека с самим собой.