Вместо оперативной разнарядки все спокойно разошлись по комнатам, переоделись в обычную гражданскую одежду – джинсы, спортивные штаны, легкие ветровки и бейсболки. Вместо поверки оружия – слегка размялись на лужайке. А вместо раций – настроили что-то в своих мобильных телефонах и надели на уши беспроводную гарнитуру.

Голливудом здесь и не пахло. Бравый американский коммандос помер бы со скуки. И только по напряженному взгляду прибывшего к началу операции Бадоева было видно, что шутки шутить никто не намерен и каждый знает свое дело без лишних разговоров.

О том, насколько хорошо работает охрана Абашева, удалось выяснить уже через пятнадцать минут после старта операции.

Я за это время умудрилась покраснеть, побелеть и поседеть. Двое охранников, оставленных со мной, только и успевали подносить воду. А включенный на громкую связь с Дамиром телефон нагрелся в руках.

Нервы от напряжения звенели, однако итог был не таким, как все ожидали.

Несмотря на заверение кухарки и других работников усадьбы, что плотник всегда утром дома, несмотря на целый список дел, которые Дамир успел ему поручить, на месте никого не оказалось.

Отряд Бадоева ворвался в закрытый дом. Бойцы обшарили каждую комнату, заглянули в каждый уголок и полку, но не обнаружили ни следов спешки, ни тайников, ни намеков, куда могли так срочно уехать хозяева.

Плотник и его жена будто растворились, и лишь мое нехорошее предчувствие не желало отпускать сердце ни на секунду.

Дамир.

В доме плотника всего за несколько минут мы перевернули все. Парни без остановки вытряхивали содержимое шкафов и комодов. Снимали с дверей наличники. Словно всю жизнь только этим и занимались, с помощью лома и «такой-то матери» ловко отрывали доски пола.

Местная полиция, приехавшая через десять минут после нас, следила за этим шухером с благоговейным трепетом. Участковый тоже смотрел и не вмешивался. Судя по выражению лица, происходящее ему не нравилось, но ни словом, ни жестом он не дал об этом знать.

Вероятно, сдерживали звезды на погонах, которые уже нарисовал себе за поимку преступников. Другого такого громкого дела в их глуши могло не случиться, так что оставалось ловить момент.

Бадоев крутился как белка в колесе. Сразу после проникновения он быстро изменил всем задачи. Попросил меня набрать номер плотника. И когда тот не ответил, связался с кем-то из своих питерских знакомых.

Прямо на моих глазах план «Захват» превращался в план «Перехват». Шестерых бойцов на двух машинах и трех толстяков из местной полиции на уазике для этого, конечно, было мало. Но вскоре у моего начбеза появились первые данные.

– Их «Ниву» засекли по дороге в Питер, – сообщил он всем и махнул рукой, чтобы грузились в машины.

– Суки, как они узнали? – Хотелось вдарить кулаком по какой-нибудь твердой поверхности. Будь у меня две здоровых руки, скорее всего, так бы и сделал. Но количество рабочих конечностей нынче не радовало.

– С такой оравой охраны, какая собралась в усадьбе, только идиот не догадался бы, что дело труба.

Бадоев дипломатично опустил причину, из-за которой охраны вчера значительно прибавилось.

– Но зато теперь ясно – преступники точно они: плотник и жена, – вмешался участковый. – Выдали себя с потрохами. После поимки напишут чистосердечное признание как миленькие.

В ответ на эту реплику Бадоев многозначительно хмыкнул, а на лицах двух других полицейских засияли довольные улыбки.

Не знаю, как мой начбез, но эти двое явно уже грезили о двух признаниях. Сумасшедшая раскрываемость за кратчайшие сроки.

Аж зубы сводило от их улыбок. Благо долго пялиться на эту красоту не пришлось. Бывшие коллеги Бадоева смогли запеленговать его телефон и выслали более точные координаты.

Уже в машине я набрал номер Дарьи. Количество неотвеченных от нее росло с каждой секундой, а учитывая фантазию этой женщины, нервировать ее было чревато.

– Прости, что положил трубку. Пришлось кое с кем связаться, согласовать обыск.

Я почти не врал. Связывался Бадоев, а я в это время долго и зло матерился. На всех! Матери моих карапузов нечего было слышать такие слова. И так словарный запас как у сапожника, а ей еще двоих мужиков воспитывать.

– Не извиняйся. Твои парни объяснили, что там сразу начался обыск, и в этом шуме я бы все равно ничего не услышала.

Не знаю, как местная полиция, но мои ребята точно заслужили премию. Уже! Причем для этого им и не пришлось даже вставать с дивана.

– Ты сама как? Валерьянка не нужна? – Я расслабленно выдохнул.

– Я нормально. Малыши тоже. Желудок наружу больше не выворачивают.

– Родятся, я их расцелую за это.

– Обязательно. В попки. – Даша хитро хмыкнула. – Удалось найти какие-нибудь доказательства, что именно эта пара опоила лошадей и покопалась в машине Сони?

– Парни обыскали все. Даже хозпостройки...

– Но ничего не нашли.

– В доме и на территории чисто. Они или очень хорошо за собой убрали. Или... я не знаю.

– Ми-и-ир... – Даша как-то странно протянула мое имя.

– Что?

– Ты, наверное, посчитаешь меня дурой, но я тебе все равно кое-что скажу.

– Даш, давай только без загадок.

Я присмотрелся к пейзажу за окном. С нашей скоростью догнать старую «Ниву» плотника было несложно. Еще полчаса дикой скачки по местным дорогам. Еще пара машин, чтобы отрезать пути отступления. И все закончится. Не терпелось. Фальстарт с задержанием, оказалось, вымотал все нервы. Запаса совсем не осталось.

– Мир, у меня такое ощущение, что с нами играют. Это сложно объяснить. Но кажется, что нам подсовывают улики, которые ищем. Сбивают с пути лишними сведениями. Пытаются обвести вокруг пальца. – Даша притихла. – Бред? А я дура?

– На дуру ты совсем не похожа. Скорее – слишком умная.

– Ага. Три головы.

– Примерно это я и имел в виду.

– А если серьезно? У меня паранойя?

– Нет. Но чего, как думаешь, этот коварный злоумышленник хочет на самом деле?

Можно было подумать, что моя умненькая главбухша перечитала детективов. Частая женская беда. Только мне так не казалось. Хрен знает почему. Посмеяться бы над бабской придурью и забыть, а не смеялось. Тревожно было, словно тревога – это вирус и я уже успел его подцепить.

– Мир, я не знаю. Но волнуюсь... за тебя, за ребят...

– А может, лучше стоит волноваться за себя?

– Обо мне поволнуешься ты. – В трубке повисла новая пауза. – Ты ведь поволнуешься?

– Я за тебя теперь всегда буду переживать.