Смелость Фукса с выступлением по радио заставила подключенного к изучению материалов чекиста оперативника майора Александра Федоровича Канатникова спросить себя: «Фукс, кто ты?»

Через некоторое время контрразведчики решили сообщить Фуксу, чтобы он готовился к отправке в глубокий тыл — в новый лагерь.

И вдруг появилось заявление Фукса на имя начальника УКР Смерш Ленинградского фронта генерала А. С. Быстрова. Старший лейтенант-переводчик вместе с Канатниковым стали читать текст. В заявлении говорилось:

«За время пребывания в плену я воочию убедился в лживости геббельсовской пропаганды о якобы бесчеловечном обращении советских властей с немецкими военнопленными. Я укрепился в своем решении не участвовать в борьбе против СССР и всей антигитлеровской коалиции. Более того, считаю необходимым заявить, что я прибыл в расположение советских войск как агент отдела 1Ц штаба 18-й армии с разведывательным заданием. Но к выполнению его не приступал. Уверен, что мое чистосердечное признание принесет пользу советской контрразведке. Смею надеяться, что в силу изложенного ко мне будет проявлено милосердие».

Было над чем задуматься контрразведчикам. С санкции Быстрова майор и старший лейтенант решили провести глубокий повторный допрос Фукса, в ходе которого прояснились некоторые детали. Оказалось, что за три дня перед переброской через линию фронта с ним беседовал офицер разведслужбы 18-й армии лейтенант Кинель.

— Почему же вы не рассказали нам всего этого сразу, когда пришли к нам? — спросил майор Канатников.

— Лейтенант Кинель запугал меня… Он внушил мне, что русские морят немецких военнопленных голодом, а признававшихся разведчиков расстреливают без суда и следствия.

— Какое задание вы получили?

— Я должен был, перейдя линию фронта, назваться перебежчиком-антифашистом, завоевать доверие русских военных властей, добиться зачисления в подразделение, ведущее радиопропаганду на немецком языке с переднего края обороны. Одновременно я имел задание, используя любые возможности, собирать различные сведения о ваших войсках, а затем при удобном случае перейти к своим.

И опять появились поводы для размышлений. Чекисты понимали, что руководитель отдела 1Ц майор Вакербард — мастер искусных оперативных комбинаций и умело разработанных легенд.

«А почему он не мог разработать план внедрения фашистского разведчика в наши органы?» — спрашивал себя Канатников и сам же отвечал: «Мог!» Появилось предложение детально изучить Крюгера. Расчет оказался точным.

При рассмотрении даты выдачи солдатской книжки Крюгера майор и старший лейтенант обратили внимание, что выдана она была год назад, а выглядела так, будто ее выписали только вчера.

Канатников заметил, что годичная окопная жизнь не позволила бы ей сохраниться в таком виде. Переводчик с этим доводом согласился. Изучение Крюгера показало, что его «антифашизм» никак не вяжется с фактами открытых и откровенных его заявлений о своей преданности Гитлеру в беседах с другими военнопленными. Кроме того, контрразведчики выяснили, что он ведет какие-то записи.

Кроме того, переводчик, окончивший филфак ЛГУ и специализировавшийся на немецкой филологии, заметил майору:

— Понимаете, Александр Федорович, меня настораживает такая деталь: по заявлениям Крюгера и Фукса, они земляки, саксонцы. Однако, если Фукс действительно говорит на саксонском диалекте, то в ходе беседы с Крюгером я убедился, что он не саксонец. В его речи явственно заметно северонемецкое произношение. Здесь что-то не так.

Это была очень важная деталь в изучении двух немцев. Канатников похвалил подчиненного за наблюдательность и доложил Соснихину.

— Как видите, мы оказались правы. Несомненно, что оба перебежчика связаны одной веревочкой. И надо полагать, не без участия Вакербарда, — оживился подполковник. — Теперь эту версию надо проверить до конца. Я думаю, Фуксу следует дать понять, что мы доверяем ему полностью и готовы отправить его с заданием через линию фронта. А затем посмотрим, как он поведет себя. Не будет ли пытаться встретиться с Крюгером.

После этого Канатников и переводчик в разговоре с Фуксом сообщили ему эту новость.

— Являясь антифашистом, я расцениваю ваше предложение как проявление доверия ко мне. Я согласен выполнить задание советской разведки, — не без пафоса заявил Фукс.

И тут же попросил отправить его в эвакопункт якобы для оказания помощи оперативникам в разработке фанатиков- нацистов.

«Клюнул», — решил Канатников. А вслух заметил:

— У нас возражений нет.

Фукса отправили на эвакопункт немецких военнопленных, обеспечив его плотным наблюдением. Не вступая ни с кем из военнопленных в контакты, через несколько дней он нашел Крюгера и, отведя его в сторону, о чем-то долго шептался с ним…

Вечером Фукса пригласили в кабинет начальника эвакопункта. Ожидавшие его контрразведчики в присутствии понятых произвели личный обыск и обнаружили у него записи, выполненные рукой Крюгера.

Вскоре Фукс и Крюгер сменили эвакопункт на нары в следственном изоляторе УКР Смерша фронта.

Первым допросили Крюгера — он «потек».

— Я окончил специальные курсы отдела 1Ц штаба 18-й армии. Там же обучался и Руди Фукс. Майор фон Вакербард дал мне задание после перехода линии фронта вести работу среди немецких военнопленных. С помощью верных фюреру людей выяснить, нет ли каких-нибудь признаков, говорящих о подготовке русских войск к наступлению, и узнать, как ведут себя немецкие перебежчики и другие антифашисты. Все эти сведения мне надлежало вручить Фуксу для Викербарда.

Фукс на допросе с вызовом признался:

— Да, я не антифашист. Я верный солдат фюрера. Майор фон Вакербард послал меня сюда с задачей любой ценой добиться вашего доверия. Я должен был вернуться к нему как ваш разведчик, попутно захватив сведения, собранные Крюгером… Жаль, что мы не смогли довести начатое дело до конца.

Все стало на свои места — как карточный домик рассыпалась легенда, со знанием дела созданная для агентов фашистской разведкой.

Жирную точку поставил на этой истории Военный трибунал фронта с учетом требований военного времени.

Летом 1943 года сотрудники одного из подразделений ГУКР Смерш НКО СССР запеленговали в Москве на Рождественке рацию, определили дом, где выходили в эфир. Мне было приказано установить, в какой квартире находится рация и кто на ней работает. Я тщательно проверила весь дом и узнала, что в одной из квартир остановился офицер, приехавший на несколько дней с фронта в командировку. Обитал он у своей двоюродной сестры, которая работала на заводе и часто оставалась там на несколько суток. Соседи были в эвакуации, и приехавший офицер практически один находился в квартире и свободно перемещался по Москве, предварительно отметившись в военкомате.

И вот однажды в эфир ушла радиограмма: в конкретный день и час он покинет квартиру, так как собирается переходить линию фронта.