Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— О… — через пару секунд выдавила я, снова упав в траву и закрыв глаза.
Еще полтора часа такой езды — ужас!
— Можно остановиться и поехать домой на метро, — предложил Гейб.
Я приоткрыла глаза и покосилась на него. Он все еще разглядывал меня с веселым удивлением.
— Нет уж, я начатого не бросаю.
— А я и не говорил, что бросаешь. Но для первого раза это слишком, и я прекрасно пойму, если…
— Нет! Доедем до конца! — перебила я его и с трудом поднялась.
Ноги были как ватные. Гейб улыбнулся и протянул мне руку; его шершавые и теплые пальцы переплелись с моими.
— Ты точно хочешь?
Я посмотрела Гейбу в глаза, и сердце заколотилось у меня в груди. Я кивнула.
— Да.
Несколько секунд мы стояли, глядя друг на друга Я уже крепко держалась на ногах, но Гейб не отпустил мою руку, а я свою не убрала. На секунду я подумала — вот ненормальная! — что сейчас он меня поцелует. Но когда Гейб наклонился ближе, прозвучал сигнал, и двадцатитысячная толпа роллеров снова помчалась вперед.
— Готова? — крикнул Гейб.
Он стиснул мою ладонь, и меня охватила легкая дрожь.
— Если ты готов, я тоже! — крикнула я в ответ.
За те полтора часа, что мы неслись по восточному краю правого берега, через площадь Бастилии, по мосту Аустерлиц, вдоль левого берега Сены и на юг, к Монпарнасу, Гейб ни разу не отпустил мою руку.
А мне, как это ни странно, вовсе не хотелось, чтобы он ее отпускал.
— Волшебный вечер! — сказала я, когда мы подошли к моей двери.
Был уже третий час ночи, и каждая моя косточка, каждая мышца и каждое сухожилие болели, но я уже несколько лет не чувствовала себя так прекрасно.
— Да, весело! — улыбнулся Гейб. Он поставил коньки на тротуар и коснулся моей левой руки. Кожу легонько защипало. — Я очень рад, что ты согласилась поехать.
— Огромное спасибо за приглашение!
Я не могла поверить, что это тот же самый Гейб Франкёр, который последнее время старательно портил мне жизнь и мешал работать. В обычной жизни он оказался… хорошим. И жутко привлекательным, раз уж на то пошло.
— Я сам очень рад, что пригласил тебя. — Он подошел ближе. Мне вдруг неудержимо захотелось, чтобы он меня поцеловал, — Ты потрясающая, Эмма.
Словно в замедленной съемке, Гейб обвил меня руками и притянул к себе, а потом склонил голову и нежно приник к моим губам. Меня словно молнией ударило; его губы были соленые и сладкие одновременно. Через несколько секунд Гейб отпрянул, поправил очки и откашлялся.
— Ну…
Он взглянул на меня.
— Ну… — неуклюже повторила я.
Поцелуй был чудесный, но такой короткий!
— Я… э-э… наверное, не стоило нам этого делать.
Гейб отвел взгляд.
Я упала духом.
— О…
— Нет, мне очень хотелось! Но работа и все такое…
Он умолк.
Я поспешила согласиться, чувствуя себя полной дурой:
— Конечно, конечно. Это так непрофессионально с нашей стороны!
— Ужасно непрофессионально, — кивнул Гейб. Помолчав, он снова посмотрел на меня — Но ты ведь не против, если я скажу, что было здорово?
Я с облегчением улыбнулась.
— Ага. Если ты сам не против, конечно.
— Вот и славно.
— Да, — робко согласилась я.
— Ну так что, до завтра? Увидимся в Лондоне, — сказал Гейб.
— Ах да, — с серьезным и профессиональным видом ответила я. — Конечно. Мы с большим удовольствием познакомим вас с творчеством Гийома.
Он улыбнулся.
— Да, точно. Мне обязательно понравится.
— Надеюсь.
Гейб внимательно на меня поглядел и кивнул.
— Спокойной ночи, Эмма.
Затем он поднял коньки с тротуара и без слов зашагал прочь.
Несмотря на то что завтра мне предстоял тяжелый день, всю ночь я почти не спала и по-прежнему чувствовала, как пальцы Гейба переплетаются с моими.
Утром в лондонском поезде я задремала. Мне полагалось присматривать за Гийомом, который ехал первым классом, — как бы он не начал сверкать голой задницей перед пассажирами или не устроил стриптиз в вагоне-ресторане, — но я решила временно поручить эти обязанности Эдгару и Ришару. У меня просто не было сил.
— Поздно легла, Эмма? — спросил Гийом, многозначительно ухмыльнувшись, когда я заняла свое место.
— Я всего лишь каталась на роликах… Так что обойдемся без сальных шуточек.
Он приподнял брови.
— Ну, не знаю. Кататься можно очень пылко и страстно.
Я закатила глаза. Видимо, у нас были совершенно разные представления о массовом катании.
Каждый раз, засыпая, я вспоминала губы Гейба, и меня охватывало блаженство, смешанное с чувством вины. Поцелуй был волшебный, но разве агентам по рекламе положено целоваться с журналистами? Я словно бы нарушила какой-то важный закон профессиональной этики Брет тоже не покидал моих мыслей, затаившись где-то на задворках сознания. Конечно, я уже не раз целовалась с парнями — по наказу Поппи, — но Гейб был первым, к кому я прониклась какими-то чувствами. Да, это безумие, но меня почему-то мучила совесть, словно я изменила Брету.
Через три часа водитель лимузина, забравший нас четверых с вокзала, подъехал к отелю «Ройял Кенсингтон». Прежде чем лакей помог мне выйти из машины, я восторженно осмотрелась. Здание было дивной красоты: огромное и величественное, с мраморными колоннами и роскошными цветочными клумбами на окнах, которые придавали фасаду более мягкий и уютный вид. Над стоянкой, выложенной мрамором, порхала стая флагов. Десятки лакеев и носильщиков в смокингах и цилиндрах носились между машинами, ловко извлекая чемоданы из багажников. Если приглашенные журналисты испытали хоть половину моего восторга, я могла с уверенностью сказать, что начало презентации положено хорошее.
Когда мы зарегистрировались, я отыскала Поппи — ее номер был рядом с моим. Чтобы определить, кто из нас пойдет в номер Гийома и проверит, всем ли он доволен (а заодно не отыскал ли он где-нибудь пару несовершеннолетних красоток), мы сыграли в камень-ножницы-бумагу. Мои ножницы затупились о камень Поппи — идти было мне.
— Я пока хорошенько отмокну в ванне! — пропела моя подруга, когда я обувалась. Откуда ей было знать, что вчера я стала чемпионкой Парижа по катанию на Ликах и ради горячей ванны готова отдать левую руку? — Я буду нежиться в пене, потягивать каву, читать «Гламур» и думать только о тебе!
— Убила бы, — буркнула я и вышла в коридор.