Архипцев снова кивнул и погасил сигарету. Разговор они начали на ступеньках сельсовета, потом оба прошли в специально отведенную комнату.

– Ну а кто еще? Больше вроде некому, – продолжил Сева, садясь напротив Кудимова.

– Скажите, хорошо ли вы помните тот момент, когда Калашина отнесла в сейф, то есть несгораемый шкаф, находки? Это было до драки или уже после?

– Ну, какая там драка, скажете тоже, так, мелкое недоразумение… Мужички немного расстроились, – усмехнулся Архипцев. – Что касается находок, то я твердо помню, что Маша отнесла сверток, когда мы уже вернулись.

– И все это время золотые артефакты были, так сказать, без присмотра? – насторожился Кудимов.

– Нет, что вы! В палатке оставался Леонид Аркадьевич Шепчук.

– А при нем, как вы думаете, хм… ничего такого произойти не могло?

– Ну, что вы, как можно! Чтоб Леонид Аркадьевич! Да он прямо пылинки сдувал с этой чаши.

Кудимов закивал, потом взял лежащий на столе паспорт Архипцева и внезапно спросил:

– Всеволод, тут у вас почему-то не указана прописка?

– А, вы об этом… Понимаете, так несуразно вышло: я из старой квартиры выписался, а в новой еще не прописался, не успел до отъезда. Жена торопила, но не получилось…

– Что ж, супруга права. С документами надо поаккуратней. Она, собственно, и нашему сотруднику на вас пожаловалась, – миролюбиво, почти по-приятельски пожурил его Кудимов и добавил: – А ей в это время коллекторы из банка позвонили… Вы с женой под квартиру кредит брали? Не так ли?

– При чем здесь это?! – опешил Архипцев, меняясь в лице… – А-а-а. Вот к чему вы клоните! Вы что же, значит, меня подозреваете?! Дескать, если у него денежные затруднения, то он мог и византийскую чашу тиснуть, чтоб за квартиру расплатиться! Про кредит вы всё выяснили! А то, что наша старая квартира была выставлена на продажу, но сделка сорвалась, выяснить забыли? И то, что эту чашу невозможно продать ни в одном антикварном магазине, ни на одном аукционе, тоже выяснить забыли!!!

– А зачем аукцион, когда есть черный рынок, Интернет… Вы же, кажется, через Интернет тот наперсный крест реализовали? – возразил Кудимов.

Архипцев уже открыл рот и хотел разразиться гневной тирадой, но вдруг передумал.

– Какой же ты – хорек, Юрий Юрьевич! – тихо произнес он после паузы. – А я вот возьму и откажусь отвечать на вопросы. Согласно статье пятьдесят первой Конституции имею право не показывать против себя.

– Что ж, в таком случае пока мне придется опрашивать кого-то другого. Список у меня длинный. А вы, Всеволод, не обижайтесь. Работа у нас такая – подозревать и проверять. Теоретически у вас у всех была возможность похитить вазу, воспользовавшись общим замешательством.

* * *

Шведского языка Кудимов, разумеется, не знал, но английским владел неплохо и нисколько не сомневался в том, что сумеет опросить свидетеля Свантесона. Но согласится ли на это сам подданный Королевства Швеция? Ведь по закону требовался переводчик, желательно носитель языка, а в идеале – сотрудник их консульства. Кстати, в этой связи Юрий Юрьевич успел выяснить один любопытный фактик, правда, пока не знал, куда его приспособить. Оказалось, что в шведском консульстве Петербурга работает некая Карина Свантесон, родная сестра археолога, при знакомстве с которым Кудимов не преминул передать от нее привет. В ответ швед как будто напрягся… Впрочем, может, следователю только показалось. И все же кое-что в поведении иностранца было странным… Во-первых, пресловутая портативная станция спутниковой связи. Вещь дорогостоящая, одно ее обслуживание обходится в кругленькую сумму, не говоря уже о стоимости начинки. Но, как сказал сам швед (при знакомстве они с Кудимовым перекинулись парой слов), он воспользовался ею только однажды – для того, чтобы вызвать врачей. Тогда возникает вопрос: для чего он взял с собой в экспедицию такую дорогую вещь, если не намеревался ее использовать? И почему факт ее наличия Бьорн держал в тайне от других членов экспедиции?

Хотя ответ может быть очень простым – обычная человеческая жадность. Подумал, дескать, что все начнут его просить позвонить, а звонки стоят денег, вот и молчал.

Но, возможно, швед молчал по другой причине, ее Юрий Юрьевич тоже не исключал. Допустим, Свантесон, взяв с собой станцию, намеревался ее использовать для связи со своим сообщником или сообщницей. А та после условного звонка брата должна была приехать в условленное место и забрать находки. В конце концов от Питера до Красного Рыболова не так уж далеко. Возможность такая была, учитывая, что время преступления чудовищно растянуто. Как показали все свидетели, находки поместили в несгораемый шкаф в субботу около шести часов вечера, а обнаружили их пропажу лишь во вторник в одиннадцать утра…

Следующий вопрос, который Кудимов хотел задать Свантесону, не имел прямого отношения к нынешним событиям, а относился к прошлому археолога десятилетней давности. Давнишняя история просочилась в Интернет – сотрудники IT-отдела раскопали. Речь там шла об одном судебном казусе по поводу принадлежности некоей древней скандинавской реликвии. Спорили между собой норвежские и шведские археологи. Последние нашли реликвию («Без слез не взглянешь», – так решил про себя Юрий Юрьевич) на дне какого-то залива под водой. Нырял за ней не кто иной, как Бьорн Свантесон, он и отвез ее в Стокгольм. А норвежцы возмутились, утверждая, что, мол, находка была сделана в их территориальных водах, и подали иск.

Ну, и последний вопрос, который Кудимов хотел задать шведу, был совершенно пустяшным, он касался каталога аукциона Буковскис[34], хранившегося у шведа в палатке. По свидетельству Л.А. Шепчука, каталог был свежим, можно сказать, с пылу с жару…

И все же иностранец не казался Юрию Юрьевичу более подозрительным, чем остальные. Пока не казался. Поэтому для себя Кудимов решил так: если Свантесон откажется беседовать на английском и попросит шведского переводчика, то он чего-то боится. А это значит, что под него надо копать…

К половине пятого «на разговор» в сельсовет пригласили Алевтину. Девушку предстоящий допрос нисколько не страшил, но вместо нее нервничала почему-то Гронская:

– Аля, ты не должна идти туда одна! Тебе еще нет шестнадцати, а детей нельзя допрашивать без взрослого. Папа сейчас не в форме… – покосившись на растянувшегося на раскладушке Лобова, настаивала Тася, – он плохо себя чувствует. Конечно, следователь может пригласить какую-нибудь учительницу, чтобы та присутствовала, но давай с тобой пойду я.

– Еще чего… – фыркнула Аля. – Вы-то тут каким боком? Пусть спрашивают, мне даже по фану.

– Да как ты не понимаешь, глупая! Они под твоего отца копают! Сейчас его карьера висит на волоске! – свистящим шепотом заговорила Тася. – Они начнут тебя спрашивать про лагерь, про отца, про его взаимоотношения с членами экспедиции… Знаешь, какие у них бывают хитрые вопросы. Одно неосторожное слово, и все! Ты и глазом моргнуть не успеешь, как наговоришь чего-нибудь лишнего.