– Но сколько же времени пройдет! Господь ждет…

– Господь ждет уже девятое столетие! Подождет еще немного, у него времени – завались!

– Ты не должен так говорить о Господе нашем, Рерик.

– А ты, отец Хериберт, не должен встревать в наши дела и мешать нам налаживать отношения с этой страной. Не надо размахивать топором, когда сказано, что оружием твоим должно быть Божье слово. А позволение проповедовать мы тебе всегда дадим.

Через какое-то время Ульв уже был в силах подниматься, но решительно не хотел этого делать. Его рана болела, но заживала, и без заражения, похоже, обошлось, так что он не сомневался, что через какое-то время будет здоров. Как и надеялся Альв, в душе молодой конунг был благодарен воспитателю, который не дал ему умереть, хоть и вопреки приказу. Как говорил Один, живой наживает новое богатство, и только от трупа уже никому нет никакого толка.

Войско сыновей Хальвдана день за днем расползалось по Хейдабьюру: уставшие в походе люди с охотой устраивались в домах, а там Харальду конунгу в случае чего будет труднее их собрать. Правда, и сами жители привыкали к мысли, что отныне ими правят сыновья Хальвдана. Пообещай те не трогать святилище и приносить положенные жертвы – и тинг примет их.

Йомфру Ингебьёрг приходила навестить жениха каждый день и всем на конунговом дворе примелькалась. Проходя через двор, она сохраняла такой же надменный вид и ничуть не скрывала, как мало она одобряет присутствие здесь сыновей Хальвдана. Харальд находил это даже забавным и каждый день шутливо ее приветствовал, называя валькирией Хейдабьюра, «йомфру Гудрун» и даже любопытствовал, скоро ли она собирается поджечь дом с ними со всеми. Она отвечала, что уже скоро, словно хотела его успокоить, и Харальд весело смеялся. Когда он следил глазами за ее невысокой, но очень гордой фигуркой, в глазах его отражался вполне опредленный интерес, и он неоднократно предлагал ей присесть и разделить с ними еду. Ингебьёрг неизменно отказывалась, вежливо, но решительно.

– Передай твоим родичам, чтобы они не упрямились и были посговорчивее! – говорил ей Харальд. – Ведь если мне придется уйти, я непременно увезу тебя с собой, а такого сокровища им будет жаль лишиться, ведь правда?

– Правда! – подтверждала Ингебьёрг. – Ведь я лучше брошусь в море, чем буду жить в твоем доме, Харальд конунг, так что потери не избежать.

К другим пленникам и заложникам тоже приходили, но от Ингебьёрг было больше всего толка. Она каждый день приносила новости о положении и настроениях в городе. Утешительного пока ничего не было: от вендских князей никаких вестей не поступало, Хейдабьюр смирился с мыслью, что дальше он будет жить под властью сыновей Хальвдана.

– Неужели жители Хейдабьюра не хотят поскорее добиться мира? – спросил как-то Харальд у Ингебьёрг, остановив ее. – Неужели тебе, красивой девушке, не хочется, чтобы сюда опять приезжали купцы с красивыми тканями и разными украшениями?

– Конечно, хочется, – невозмутимо согласилась Ингебьёрг. Она всегда разговаривала с Харальдом конунгом вежливо, но чуть-чуть пренебрежительно, словно он не стоил того, чтобы воспринимать его всерьез. Однако Харальд считал себя настолько сильнее и выше ее, что его это только забавляло. – Ты сам свой первый враг, Харальд конунг. Тинг уже мог бы состояться и кончиться так, как вам желательно, если бы ты принес жертвы Фрейру и другим богам. Вы – датчане, как и мы, вы потомки богини Гевьюн, ваш отец владел нашим виком, словом, нет никаких причин, почему бы вам, знатным и доблестным вождям, не править в Хейдабьюре. Но вы чуть не уничтожили наше святилище, вы оскорбили богов, и Хейдабьюр не примирится с вами, пока вы не принесете искупительные жертвы!

– Этого не будет! – отрезал Харальд, перестав улыбаться. – Я – христианин, и в той земле, на которую распространяется моя власть и влияние, никаких идольских капищ больше не будет!

– Истинно так! – Отец Хериберт согласно кивал. Если раньше он души не чаял в Рерике, то теперь держался поближе к Харальду, который его поддерживал, а с бывшим любимцем обращался холодно и натянуто. – И все жители Хейдабьюра должны принять истинную веру, и Господь зачтет тебе, Харальд конунг, что ты избавил столько душ от когтей сатаны.

– Ты хочешь всех нас заставить креститься и запретишь приносить жертвы? – Ингебьёрг подняла брови.

– Я вижу в этом мой долг, долг христианского государя! Я обещал королю Карлу, когда брал в жены его племянницу, что буду содействовать распространению Христовой веры везде, куда достанет мое влияние, что христианами буду и я сам, и те люди, которых я смогу убедить.

Теодрада сидела здесь же в гриднице и с подозрением поглядывала на Ингебьёрг. Она уже давно обратила внимание на эту девушку и посматривала на нее с чисто женским беспокойством. Не требовалось особой проницательности, чтобы угадать, что к этой девушке-язычнице ее муж Харальд конунг испытывает интерес, и это беспокоило молодую королеву.

– Значит, тогда нам придется отказаться от всех наших обычаев, нельзя будет устраивать пиров и даже мстить за убитых родичей? – глянув на Теодраду, Ингебьёрг снова устремила на Харальда такой взгляд, что даже он, мужчина и воин, внутренне содрогнулся. В ней и правды было что-то от валькирии. – Бог франков запрещает месть, а значит, знатный человек будет ничем не лучше любого раба и труса, если не посмеет отомстить за свои обиды! Кто же будет наказывать убийц?

– Я сам буду судить всякое преступление по общим законам.

– Конечно, для тебя и твоих ярлов это будет очень выгодно!

– Не сомневаюсь. Но ведь не исключено, что одним из этих ярлов станет твой отец или брат. Я вовсе не отрицаю такой возможности, передай им это! И тогда, быть может, они будут не так уж настроены против меня и Христовой веры.

– Не все продается за франкские денарии, Харальд конунг. Для нас это будет позором, и я сама прокляну своих родичей, если они пойдут на это!

– Ты позволяешь ей слишком много говорить, – заметил Рерик, когда Ингебьёрг ушла. – Можно подумать, что это мы у нее в плену, а не она у нас.

– Ничего! – Харальд усмехнулся. – Пусть говорит. Хотя бы будем знать, что на уме у всех этих людей. А женщина не может меня оскорбить. Обижаться на глупую девчонку означало бы оценить ее чересчур высоко.

Сам Рерик уже некоторое время думал о совсем другой женщине. Вернее, даже о двух женщинах. Разобравшись, кто здесь кто, он выяснил, что в девичьей спокойно живет молодая королева Вальгерд, вдова Сигурда, приходящаяся дочерью одному из вендских князей – из племени велетов. Там же находится и мать Ульва, тоже из вендских королевских родов, правда, она пленница и законной женой Сигимара никогда не была. Однако, пока эти две женщины в их руках, сыновьям Хальвдана есть что сказать князьям вендов из Рёрика и Менцлина.

Ярлы тоже думали об этом, и однажды вечером Орм Шелковый заметил:

– Сдается мне, для конунга из Менцлина нет большой разницы, как зовут конунга в Хейдабьюре – Сигурд или Харальд. Для него главное, чтобы между Хейдабьюром и Менцлином был мир, чтобы торговцы спокойно возили товары, забирали в Рёрике меха, а взамен привозили рейнские мечи и вино, фризскую шерсть и все прочее. Предложите ему союз. И дочь его оставьте у себя, пусть она снова будет королевой в Хейдабьюре.