Но что делать, деньги нужны, пришлось отдать чуть не за четверть цены, ведь Семен Николаевич привык жить на широкую ногу, Марианна научила его покупать все самое лучшее…

Семен Николаевич вошел в свой кабинет и замер на пороге, как громом пораженный.

За его собственным письменным столом, прекрасным столом красного дерева, ампир периода Александра Первого, сидел, как у себя дома, небольшой сухонький старичок в темно-бежевом кашемировом пальто.

Незнакомец курил тонкую темную сигарету, сбрасывая пепел в драгоценное хехстовское блюдечко. Он поднял на застывшего в дверях Барсукова проницательный взгляд светло-голубых глаз и сказал негромким скрипучим голосом:

– Здравствуй, Барсуков. Бери стул, садись. Поговорим.

– То есть что значит – садись, – Семен Николаевич сбросил с себя оцепенение, – что это вы в моем доме распоряжаетесь? Кто вы вообще такой? И как сюда попали? Я сейчас полицию вызову!

– Не вызовешь, – поморщился старичок, – никого ты не вызовешь. Артур, дай ему стул, он даже этого сам сделать не может.

Семен Николаевич в первый момент и не заметил широкоплечего коротко стриженного молодого человека – этакого громилу, потому что тот стоял у него за спиной. Когда молодчик шагнул к нему, Барсуков, не дожидаясь применения силы, подошел к письменному столу и сел на предложенный стул.

– Вы кто такие? – требовательно спросил он. – Вы грабители?

– Ни в коем случае! – Старикан отвратительно усмехнулся, снова стряхнул пепел на драгоценный фарфор и уставился на Барсукова своими ледяными глазами: – Как ты сказал, Барсуков, чья эта квартира?

– Как это – чья? – возмущению Семена Николаевича не было предела. – Моя, конечно! Что за идиотский вопрос!

– Насчет идиотских вопросов ты бы не спешил. – Старик поморщился. – А квартира эта вовсе не твоя, любезнейший, а покойной Марианны.

– Вот именно, квартира принадлежала моей покойной жене, и я ее совершенно законно унаследовал!

– Ай какие мы законопослушные! Унаследовал он, видишь ли, совершенно законно! Богатый он теперь наследник, значит!

– А вам-то что за дело! – угрюмо пробормотал Барсуков.

– А дело мое такое, любезный, что Марианна осталась мне должна деньги. Большие деньги.

– Сколько? – испуганно спросил Барсуков.

– Много, любезный, много. Восемьдесят тысяч долларов.

– А я-то при чем? – Барсуков взвизгнул как трехмесячный поросенок. – Не я же у вас деньги занимал! Марианна со мной деловые вопросы не обсуждала!

– Да уж, конечно, только с тобой деловые вопросы и обсуждать. Из тебя консультант, как из Артура вон – церковнослужитель! С тобой Марианна, я так понимаю, обсуждала только вопросы твоего гардероба и насущные проблемы меблировки.

– Вас не касаются мои отношения с покойной!

– Нечего тут передо мной безутешного вдовца разыгрывать! Видите ли, он у меня денег не занимал! Ты жил на Марианнины деньги, содержанка в брюках, а теперь слышать ни о чем не хочешь? Изволь ее долги платить!

– Я ничего не знаю ни про какие долги! И денег у меня нету, я и так уже вещи продаю!

– Очень хорошо. Вот ты и продашь их все, свои вещи. И квартиру продашь. И отдашь мне деньги, все до копейки.

Барсуков побледнел:

– Как это? А где же я буду жить? И на что?

– А ты, любезный, не хочешь ли устроиться на работу? Знаешь, некоторые люди работают и живут на заработанные деньги, а не на подачки жены.

– Я… там, где я работал, очень давно не платят зарплату… а если платят, то очень мало.

– Я, конечно, понимаю. – Старикан в бежевом пальто снова усмехнулся своей удивительно неприятной улыбкой, от которой у Барсукова мороз пробежал по коже: – Я, конечно, понимаю, что после вольготной жизни на Марианниных харчах тебе на инженерскую или преподавательскую зарплату прожить будет трудновато, и вообще, работать ты разучился, но другие ведь как-то живут. Короче, придется и тебе попробовать, если ты не хочешь ближе познакомиться с Артуром. Артур, он, знаешь ли, любезный, человек на редкость грубый. Он твою тонкую душу вряд ли поймет или оценит. Он как-то больше утюгом или паяльником работать привык! – И мерзкий старик снова плотоядно усмехнулся.

Семен Николаевич в ужасе переводил глаза со старого бандита на молодого… Он не знал, кто из них страшнее. Никогда в жизни ему не приходилось сталкиваться с такими ужасными людьми! Вот она, расплата за спокойную обеспеченную жизнь с Марианной! У Ани, конечно, не могло быть таких страшных знакомых, ее круг – это ученые, умные интеллигентные люди, а Марианна в процессе своего бизнеса якшалась со всякой швалью, с такими вот криминальными типами. Разумеется, без этого она не могла бы делать деньги. За все надо платить…

– За все надо платить! – громко произнес старик, словно прочитав мысли Барсукова. – И тебя, любезный, возмездие настигло совершенно справедливо. Если бы не ты, Марианна была бы сейчас жива и здорова! И денежки мои тоже…

– Что? – удивлению Барсукова не было предела. – Какое я-то отношение имею к ее смерти?

– А ты будто не знаешь?

– Понятия не имею! – возмущенно отрезал Семен Николаевич.

– А ты, любезный, значит, и представления не имеешь, что Марианну-то зарезала твоя первая жена?

– Анна?! Быть этого не может! Она тихая, мягкая, интеллигентная женщина!

– Была, – охотно согласился кашемировый мучитель и резким движением загасил сигарету все в том же драгоценном фарфоровом блюдечке, – была. Но болезнь, нищета и одиночество сделали ее совершенно другим человеком. Хотя… я лично не верю, что человек может так измениться. Стало быть, такое в ней было всегда, и если бы ты, сволочь, сумел в ней это разглядеть, сумел как-то разобраться со своими двумя бабами, то, возможно, все бы могло кончиться по-другому.

Твоя бывшая жена убила Марианну из мести. И между прочим, украла у нее деньги. Мои деньги. Те самые восемьдесят тысяч.

– Я вам не верю! – взвизгнул Барсуков.

– Не веришь? – старик снова усмехнулся. – По поводу того, что твоя первая жена убила Марианну, тебя очень скоро проинформирует полиция. А вот по поводу денег… Про это полиции, разумеется, не известно, но тут уж тебе, любезный, придется поверить на слово. Если, конечно, не хочешь ближе познакомиться с Артуром.

Барсуков перевел взгляд затравленного животного на широкоплечего головореза. Жизнь кончена… Надежды нет… И самое страшное – ему абсолютно не на кого было опереться…

– Так что не тяни, любезный, начинай продавать квартиру и все эти цацки. Да смотри – не продешеви.

– Но куда же мне потом деться? – обреченно молвил Барсуков. – Где мне жить?

И тут вперед вышел Артур и зачитал по бумажке:

– Молочникова Клавдия Федоровна, возраст – восемьдесят один год, проживает в коммунальной квартире на улице Халтурина, по-новому – Миллионная, дом десять. Комната четырнадцать метров, так что вполне может прописать своего двоюродного племянника.