Михей, он вообще старается в ногу со временем идти. За Большаками поглядывает, все у них перенимает – ну чисто мартышка. Даже ликом – копия нынешнего городничего, только маленький. Их теперь почему-то по-аглицки кличут – мэрами. А чем «городничий» плохо было? Михей, вон, городяник – значит, наибольший домовой из всех, за всем городом приглядывает.

Снова скрипнула дверь. Теперь уже другая – дверь подъезда. Венька в четырехэтажке живет – тоже старенькой, но все ж поновее, ей и пятидесяти годов еще не исполнилось. На третьем этаже.

На самом деле, он во всем доме живет, но на третьем квартира есть пустая, вот Венька там все время и болтается. С этим своим… как его… компьютером.

– Венька! – тихо поскребся в дверь Прокоп. – Венька, ты дома?

– Есть децл, – послышалось оттуда. – Заходи, старый, мы тебе чаю на спину нальем.

Прокоп бесшумно просочился в тоненькую, почти неразличимую щель между дверью и косяком. Стены, заборы, двери для домового – не более чем дорожная разметка для человека. Не преграда. Надо – в любую щель прошмыгнем, хоть с волосок. А если даже такой нет – и сквозь стену пройти не побрезгуем.

Особенно если ты не обычный домовой, а господар!

В пустой однокомнатной квартире из мебели только телефонная розетка. И компьютер. Перед ним, прямо на полу, сидит и курит Венька – мелкий и очень уродливый гремлин. Прокоп сдернул с головы старый помятый картуз и начал теребить его в руках, не зная, с чего начать. Предстоит просить об одолжении, а Прокоп этого жутко не любит – не к лицу ему, старому господару, кому-то обязанным быть.

– Кхе! Кхе! – закашлялся он, ощутив сладковатый дымок. – Охти мне, Венька, да что ж ты делаешь-то, идол?! Табачищем навонял! Постыдился бы!

– Мой дом – хочу воняю, хочу нет, – невозмутимо ответил гремлин. – И это, кстати, не табак.

Прокопа передернуло. Домовые не только никогда не курят сами, но и вообще не выносят табачного запаха.

Впрочем, некоторые еще как дымят – те, что опустились до звериного состояния, «обесенились». Но Прокоп-то не из таких – он домовой порядочный, всякой дрянью не балуется и курильщиков не любит.

Да и самих гремлинов Прокоп не любит, что уж тут поделаешь… И то сказать – за что их любить-то? Гремлины – народец молодой, всего несколько веков по земле бродят. Говорят, немецкие зелейники, алхимиками именуемые, в своих пробирках их вывели. Так ли было, не так ли, теперь уж никто не ведает.

Разбрелись гремлины по свету, расплодились неимоверно. Технику обожают страстно – особенно им эти новомодные компьютеры полюбились. В этой ихой Сети Интернет гремлинов на самом деле океан – Венька рассказывал, что ему подобные обожают ползать по форумам и чатам (что это такое – Прокоп не понял), а там знай кривляются, да обкладывают всех по матушке.

Сам Венька постоянно пасется в каком-то «жэжэ» – а как это переводится, так и не объяснил, только хихикал долго. Вредные они, гремлины, характерец у них зело гнусный, да противный. А умишко – крохотный, только на пакости и пригодный.

Но в технике фурычат лучше всех, тут не поспоришь.

Венька – гремлин молодой, четыре года всего. Они – твари быстроживущие, уже в три года взрослые, а в тридцать – дряхлые старики. Не позавидуешь. Да и выглядит неказисто – мелкий, тощий, кожа пупырчатая, в бородавках, зеленовато-бурая, пятнистая. Уши огромные, глазищи плошками, пастенка вся в зубишках мелких, ноздри вертикальные, узкие, носа вообще нет.

– Ты у меня сегодня первонах, старый! – сообщил Венька. – Народ чего-то с утра неактивный, за весь день ни одного камента! Нет, я так тысячником не стану! А хочеццо… Хотя чего в нем хорошего, если вдумаццо?

– Венька, прекрати свой жаргон, надоел уже! – повысил голос домовой.

– Кисакуку! Ты с какова горада? – ехидно спросил гремлин.

– Венька, не дури!

– ПНХ! – фыркнул гремлин. – Старый, ну до чего ж ты не продвинутый… Учи албанский!

Прокоп сурово насупил седые бровищи. Здоровенные, как у филина, они составляют предмет его искренней гордости. Венька пошевелил ушами, противно хихикнул, но мордочка молодого гремлина все же слегка посерьезнела.

Разумеется, он знал, что ругани домовые не переносят – шутки шутками, но если переступить черту, домовой-господар может и убить. Сила в ручищах Прокопа огромная – он даже Большака при нужде задушить может, не то что гремлина.

– Ладно, старый, тебе чего? По делу – или так, каменты почитать?

– Да мне вот… письмо передали… того… – засмущался Прокоп.

– И чего?

– Ну так… это… дом мой сносят… – утер глаза старый домовой. – Сто лет стоял, никому не мешал, а теперь вот… и-и-и!… автостраду расширять будут, будь она неладна… Кому дом-то мой помешал?!

– Раскас жызненный, – безразлично пожал плечами Венька. – А я-то при чем?

– Так я на них пожаловался! В Москву! Самому столичнику! Он в Кремле живет! – указал на потолок домовой. – И вот…

– Чего?

– Да чего?… Велели мне свою анкету прислать…

– Тема по-прежнему не раскрыта, – глубокомысленно заметил гремлин.

– Так прислать ее велели мылом! – наконец дошел до сути Прокоп. – А как я ее мылом-то пришлю?… новомодное, что ль, чего-то?

Венька только теперь обратил внимание на предмет, робко зажатый в морщинистой лапке старичка-домового.

Брусок хозяйственного мыла.

Желтые глаза гремлина увеличились еще больше. Зубастая пастенка начала медленно раззявливаться. А потом Венька просто упал лицом на клавиатуру и забился в дикой истерике.

– Ржунимагу! – вопил гремлин, колотя кулачками по полу. – Бугага! Гыгыгы! Вмемориз! Афтар жжош!

С каждым его воплем Прокоп выглядел все более жалким и несчастным. Он стыдливо спрятал за спину злополучное мыло и втянул голову в плечи, больше всего желая сейчас провалиться под землю.

– Я пойду, наверное… – еле слышно пробормотал он, поворачиваясь к двери.

– Стой! – опомнился гремлин. – Ну ты силен, старый! Однозначный зачот! Плакаль! Давай сюда свою анкету, я тебе ее пошлю. Адрес какой?

– Странный адрес, – слегка оживился Прокоп. – Ни улицы, ни дома – только написано чего-то не по-русски, и еще про собаку странное чего-то.

– Давай сюда, – вырвал у него все листки Венька. – Ужоснах! Ты что, старый, до сих пор гусиным пером пишешь?!

– А что? – надулся домовой.

– В Бобруйск, жывотное! – заорал на него гремлин. – Ты где был весь последний век, старый?! В сортире пряталсо?! На вот, почетай, повысь грамотность!

Тоненькие когтистые пальчики с бешеной скоростью забарабанили по клавишам, перегоняя выстраданную анкету Прокопа в электронный вид. А домовой недоуменно повертел в руках книгу в половину собственного роста.