Хотя будем откровенны, началось это еще с литературы, когда слепец Гомер создал моду на расписные щиты. Шло время, и затем уже рыцарские романы побуждали людей к подвигам (как оно было на самом деле и существовала ли рыцарская доблесть, еще большой вопрос). Зато когда Дон Кихот открыл для себя таинственный мир рыцарских романов, он уже не мог стать прежним. Мода на подвиги проложила ему дорогу в будущее. И пусть этот путь оказался весьма непростым – а местами и вообще абсурдным, – зато имя его осталось в веках, как знак безумного поклонения книжным образцам.

А вспомните, что случилось с Европой, когда вышла первая серьезная книга Гёте «Страдания юного Вертера»? Во-первых, имя Гёте прозвучало во всех уголках цивилизованного мира, а во-вторых, роман задал моду на самоубийства. Сентиментальный Вертер, главный герой романа, отвергнутый своей возлюбленной, сводит с жизнью счеты, но делает это, видимо, так красиво, что впечатлительный читатель того времени просто не мог этим не восхититься. А затем и повторить. Повальное увлечение самоубийствами появилась как раз тогда, и трудно сказать, виноват ли был Гёте или нет.

Поэтому в наши дни самые почтенные радетели морали запрещают смотреть телевизор – развращает он нравы, и все тут. Да и спорить тут не с чем – плохой продукт создает плохую моду, хороший – хорошую. А раз мы живем в такие времена, что новых Гёте еще ждать и ждать, приходится довольствоваться запретами.

Подражание глубоко укоренено в нас. Даже не хочется задумываться насколько. Может, оно и к лучшему – всегда есть повод свалить всю вину на другого. Например, на отца за то, что научил чавкать за столом. На мать за то, что часто пела в душе. На соседа, ежедневно бранившего свою жену и поднимавшего на нее руку. «А при чем здесь я, меня этому научили!» Или вот еще сильный аргумент: «Не я такой, а жизнь такая».

Бегство от моды лишает алиби. Так зачем же от нее отказываться? Жизнь – это смертельная болезнь, передающаяся половым путем. Давайте же примем этот диагноз с достоинством аристократа. Помучаемся, но красиво.

Подозрение – начало любого детектива. Хотя нет, постойте, ведь еще ранее должно произойти убийство! Впрочем, в хорошем детективе мы знаем лишь о происшествии, но само убийство раскрыть придется во время расследования. И без подозрения здесь никак. Иначе к чему вообще проводить расследование, если и так все ясно?!

Сыщик обязан обладать подозрительностью, но хорошо ли обладать данными качествами не обремененному профессиональными обязательствами человеку? Нужно ли воспринимать окружающий мир с позиции недоверия? И не является ли это скорее показателем своей порочности, нежели порочности других?

От лицемерных людей частенько можно услышать, что вокруг царит лицемерие! Они подозревают буквально всех: и родственники, дескать, обманывают, говоря, что ты такой красивый, тогда как на самом деле это суждение далеко от правды; и друзья улыбаются, хотя только вчера ты с ними поссорился; а что творится на работе, когда коллеги, которых ты на дух не переносишь – притом взаимно, – лицемерно говорят с утра: «Привет!» Нет, как же это можно терпеть? Но подумайте только: а вдруг ни родственники, ни друзья, ни коллеги отнюдь не думают лицемерить, а ведут себя просто, как бы это сказать, вежливо. В цивилизованных формах общения. Быть может, некоторые и слова такого не знают – «лицемерие»! «Что-что, простите? Лицемерие? Это из области морали, да?»

Но как ярко характеризует употребление этого слова того, кто обличает остальных в лицемерии. Ведь чтобы его распознать, нужно иметь точные представления о его границах.

А если он подозревает людей, например, в чревоугодии? Он беспрестанно напоминает о том, что нужно питаться умеренно, вести здоровый образ жизни, в магазине покупать исключительно экологические продукты и, говоря без обиняков, не становиться «рабом живота своего». И думаешь: вероятно, при этих словах он так и норовит залезть в холодильник и схватить с полочки что-нибудь вкусненькое. «Но он же за здоровый образ жизни! Что за абсурд?» – резонно возразит проницательный читатель. Да, но жизнь – не компьютерная игра, где все возможные пути героя прописаны в коде. Жизнь тем и привлекательна (эх, если бы у людей еще и был выбор до появления на свет, они, надо думать, выбирали жизнь за ее несомненные товарные достоинства), что все в ней непредсказуемо. И отчасти потому, что сторонники той или иной системы склонны ее нарушать. Не верьте этим подозревающим всех и вся в неправильном питании! Они просто обязаны время от времени повторять свои мантры – такова их религия. Но случается – и случается довольно часто, – когда слабину дает и собственная воля.

Подозрение, конечно, порок невредный, и хорош он тем, что является наглядным. По подозрительным людям можно немедленно определить, что их заботит и о чем они думают, зачем они произносят те или иные слова и перед чем они робеют и трясутся. Опять же лишь с одной оговоркой: мы не берем людей, которые занимаются этим профессионально. Хотя, скажем честно, кому, как не полицейскому, быть сведущим в преступлениях? Необходимо очень хорошо знать закон, чтобы иметь представления о его нарушении.

Вообще подозрительному человеку не позавидуешь: ему приходится каждый день иметь дело с нечестными людьми. И как им можно верить? А если эти подозрения еще и оправдаются? Вот тогда-то совсем можно сойти с ума. Это и называется в определенных кругах «паранойя». Тут к доктору Фрейду не ходи. Хотя, конечно, не помешало бы.

Паранойя развивается в тех случаях, когда возникает прецедент. Когда однажды твое подозрение оказалось небезосновательным. Тогда уже голова упражняется в сочинении глобальных заговоров: а что, если все люди негативно настроены против меня? Что, если в данную секунду меня обманывают и все это просто сон? Ну, или телешоу.

Этому явлению даже название придумали: «Синдром Шоу Трумана». Разумеется, появлению этого синдрома предшествовал выход фильма «Шоу Трумана» с Джимом Керри в главной роли. Комедийный актер априори ассоциируется у зрителя с весьма эксцентричным и неадекватным персонажем. Достаточно вспомнить «Эйса Вентуру», «Маску» или, скажем, фильм «Тупой и еще тупее». Керри как будто везде играет одну и ту же роль. Но в «Шоу Трумана», оставаясь таким же беззаботным парнем, он вдруг исполняется странной тревогой: в мире, который его окружает, что-то происходит не так. И дело здесь не в том, что с неба по случайности падает софит – подумаешь тоже, мало мы видели падающих софитов в жизни? – а в том, что его жизнь выглядит словно срежиссированной. В такие моменты кажется, что ты не являешься хозяином собственной жизни, твой выбор ограничен между работой или домом, а жена лишь изображает любовь к тебе. Ты подчиняешься чьей-то воле и играешь по чужому сценарию. А что осталось настоящего в этом мире?