– Иногда на морозе меч примерзает к ножнам, шкварка! – сумничал Поребрик, отправляя нерадивого молодчика в глубочайший нокаут.

– Лифт пошел! – крикнул Стас, наставляя ствол подхваченного карабина на охранников. – Живо стягивайте скафы, фраерки! Поребрик, этого тоже раздень – нам для Уиндела запасная раковина нужна!

Два раза повторять не потребовалось. Громила содрал с поверженного противника скафандр чуть ли не вместе с кожей и оглянулся на Нужного.

– Чего таращишься, груда мозга? Надевай скорей!

– Да это ж не мой фасончик! – оскалился тот, скидывая громоздкие магнитные ботинки и натягивая нижнюю часть скафа на ляжки. – И размер неподходящий – мне даже на член не налезет!

Стас обломал штырек микрофона, чтобы никто посторонний не слушал их разговоров, и захлопнул шлем. Прокричал через стекло:

– Поребрик, ты где так прыгать резво научился?

– С питерской братвой знавался! – проорал тот в ответ. – Санкциров-копов местных травили по заказу! Или ты думал, я сюда за чужую жинку-внеочередницу залетел?

Стас хмыкнул и повернулся к раздетым охранникам. Повертел пальцем у виска. В шлеме этот жест выглядел довольно комично… Те непонимающе уставились на него.

– Хрен ли моргалы вылупили? Канайте отсюда, сейчас воздух отрубят!

– Хватит с этими курвами возиться! – Поребрик заглянул в кабину подошедшего лифта и удовлетворенно кивнул. – Погнали! Оп! Оп!

Генератор взвыл с новой силой…

На нижнем ярусе, где бунтовщики из первой палаты начали мятеж, царил разгром. Здесь повсюду валялись части мертвых вертухаев вперемешку с обугленными телами антисоцов. Лишь редкие уцелевшие галогенки подсвечивали страшную картину.

Видимо, газовый карман, ставший причиной взрыва, образовался именно в этом месте.

– Ни фига себе! – мотнул головой Поребрик, осматривая бойню. – А я думал – это нам не повезло…

– Хватит звенеть! Ищи ученого, и смываемся отсюда!

– Как он выглядит-то… ученый твой?

– Долго объяснять… Если увидишь кого живого – зови меня.

– Да тут мертвыми в пятнашки можно играть… а уж живых…

– Хорош тоску нагонять – без тебя тошно! Не приведи вакуум с тобой на острове необитаемом оказаться… С ума ведь сведешь за полчаса своим беззаботным пессимизмом!

Стас извлек из груды мерзлой породы забрызганный кровью фонарик и пощелкал выключателем.

– Черт, не работает… Ладно, будем так шарить. Будь ты проклят, «Харон-зеро»…

– Чего бормочешь? – вскинулся Поребрик, брезгливо отпихивая ботинком чью-то оторванную конечность.

Нужный глянул в его шальные глаза через анизотропное стекло шлема и лишь отрицательно помотал головой.

«Вот ведь увязался чертяка мышценосный…» – подумал он, принимаясь расшвыривать киркой искореженные пластиковые переборки, каменные обломки и битый лед, чтобы пробраться в штольню, где работала первая палата.

Вдох, удар на выдохе. Вдох – удар! И еще раз! И еще…

Осколки летели в стороны и за спину. Они были похожи на крошево прошлой жизни. Жизни – разбитой вдребезги одним неудачным рейсом сквозь горизонт.

«Отпусти меня, Харон… Отпусти, отпусти, отпусти же, сволочь! Не тащи в Аид! Дай санкцию на будущее…»

* * *

Человек – самое живучее создание из всех божьих тварей. Даже бактерии и вирусы не чета нашему брату. Даже крысы и тараканы… Венец эволюции чрезвычайно строптив, когда дело касается его собственной шкуры – слишком дешево она стоила раньше, когда холод, голод и пещерный медведь являлись самыми опасными врагами. Теперь же человек торгует своей жизнью по баснословным, астрономическим ценам.

Жаквин Уиндел около десяти минут провалялся возле остановленной конвейерной ленты после взрыва в забое. Концентрация метана в воздухе увеличивалась с каждым мигом. Он дышал мелко и порывисто, в голове помутилось, одна мысль тревожно колотила по вискам: «Лишь бы снова не рвануло от искры, пока не подоспеет помощь…»

Ученый искренне надеялся, что она подоспеет. Даже долгие месяцы, проведенные в лагере, до конца не убили в нем веру в гуманизм.

А напрасно.

Помощи взяться было неоткуда. И все чхать хотели на еще одну никчемную душонку…

Несколько раз Жаквин тщетно пытался дотянуться до кирки, валяющейся в метре от него. Он хотел воспользоваться ею как рычагом, чтобы приподнять тяжелую плиту, придавившую правую ногу. Конечность практически не пострадала, и кости вроде бы остались целы, но вытащить или расстегнуть башмак оказалось невозможно.

Он тянулся рукой с упорством попавшего в капкан зверя, но коченеющие пальцы скребли стылый грунт в каких-то десяти сантиметрах от рукоятки кирки.

Уиндел кричал и звал на помощь до тех пор, пока голосовые связки не отказались подчиняться ему в насыщенной метаном атмосфере штольни. Отчаяние все сильнее стискивало ученого своими невидимыми, но жуткими клещами. Он наконец осознал, что остался совершенно один в этом каменном склепе. Остальные – либо погибли во время взрыва, либо перестреляли друг друга минутой позже. В ушах до сих пор звенели звуки смерти…

– Нелепо-то как… – прошептал Уиндел, рефлекторно дергая намертво застрявшую ногу. Он рассмеялся, чувствуя соленый привкус на губах – то ли слезы текли по лицу, то ли кровь… Вдохнул сладковатый воздух, чувствуя, как сознание мутится, и заорал из последних сил: – Как же все это нелепо! Я ненавижу тебя, Стас Нужный! Господи, холодно-то как… Ты виноват во всем! Слышишь?! Не-на-ви-жу тебя! Слышишь?… Ненавижу…

Рядом загрохотало: обвалилась перегородка, и сквозь облако пыли пробились лучи света, похожие на цветок с тонкими бледными лепестками.

Темный силуэт мелькнул на фоне груды мусора – кто-то расшвыривал пинками труху.

Жаквин, борясь с подступающей тошнотой и ознобом, напряг слух и зрение, как мог…

Глухой басовитый голос донесся из сферы шлема скафандра:

– Слышь, Стреко… тьфу ты! Стас, слышь? Тебя тут проклинает кто-то. Задушевно так, самозабвенно.

Второй силуэт показался из-за подсвеченной кромки завала.

– Уиндел! Вы слышите меня? – Голос Нужного тоже звучал приглушенно. – Жаквин, отзовитесь! Вы где?

– Я ненавижу тебя, Нужный… – прошептал ученый, глядя затухающим взором на свое запястье. На «смертельном обруче» замерцал огонек активации. – Зачем ты пришел?… Я не хочу, чтобы ты спасал меня… Не хочу видеть… видеть…

Уиндел почувствовал, как ноге вдруг стало легче. Сил на то, чтобы открыть глаза, уже не оставалось… Кто-то подхватил его под руки и сунул в нос трубку с противным запахом… Кислород обжег глотку и бронхи живительной морозной струей…

Его принялись облачать в скафандр, который был явно больше на пару размеров.