litbaza книги онлайнИсторическая прозаИндокитай. Пепел четырех войн - Михаил Ильинский

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 37 38 39 40 41 42 43 44 45 ... 135
Перейти на страницу:

Куэ слышал о партизанах, но не знал, где они, кто эти люди. Человек быстро ел, видимо, давно не касались еды его тростниковые палочки. Крестьянин пододвинул ему и свою миску. «Пусть ест, ему нужнее, а я потерплю», – подумал Куэ. В окно уже светила яркая, как спелый плод манго, луна.

Наутро Куэ раздобыл у соседей немного рису, положил его в холщовую котомку, сказал человеку, как лучше пройти в горы.

– Может быть, я еще вернусь к вам. Примете меня? – спросил человек.

Куэ ответил ему крепким пожатием руки.

Они встретились снова в 1953 году, когда сражались патриоты Вьетнама против французских колонизаторов. На этот раз человек пришел в деревню во главе партизанского отряда, освобождавшего Куангчи. Теперь он не скрывал своего имени. Его звали Нгуен Куанг Винь – Нгуен-Победоносный.

После 1954 года, когда Вьетнам оказался расколотым на две части, в деревню ворвались сайгонские солдаты. Куанг Винь долгое время скрывался в доме Куэ, а затем ушел в горы.

– Держись, друг. Мы еще вернемся, – говорил он. – Куангчи будет свободной.

…Тяжелое голодное время вновь нависло над Чиеудо. Неизвестно откуда опять в деревне появился помещик. На диатю была офицерская форма. Козырек фуражки прикрывал низкий лоб. Из-под густых бровей блестели глаза с крошечными зрачками. В руке он держал тонкую трость, которой указывал солдатам на крестьянские дома, и повторял:

– Вот этот тоже будет работать на моих полях, пока в десятикратном размере не отработает то, что потерял я здесь во время пожара…

С утра до позднего времени работал в поле Куэ. Но не всегда на его столе появлялась пиала с рисом. Спина ныла от побоев, натруженные руки болели. Соломенная крыша его хижины протекала. В дождь – что в доме, что на дворе. Сколько раз приходили мрачные мысли: Куэ не хотел больше жить. Не было сил. Но, когда становилось совсем невыносимо, он вспоминал Куанг Виня и его слова:

– Мы вернемся. Куангчи будет свободной.

В 1964 году в провинции началось восстание. И вновь в Чиеудо с партизанами пришел Куанг Винь. Он звал Куэ с собой в горы. Но крестьянин покачал поседевшей головой и сказал:

– Поздно мне к вам, Куанг Винь. Очень поздно. Старым и слабым я стал. Помощи от меня мало, а в походе могу не выдержать, обузой буду для вас. А здесь, кто знает, возможно и пригожусь.

Несколько месяцев спустя Чиеудо вновь захватили сайгонцы, согнали всех жителей на общинном дворе и объявили: срочно собирайте пожитки, вас переселяют в «стратегическую деревню» Куа.

Крестьянин привык к своей земле, пусть бедной, не способной порой прокормить его, но своей. В этой земле покоятся его предки, и это для него священно. Крестьяне стали роптать. Но их не слушали. Солдаты прикладами загнали людей в грузовики и насильно отвезли в Куа. Так Чиеудо стала «белой зоной», дома сжигались, на рисовых полях устанавливались заграждения из колючей проволоки.

Только весной 1972 года люди вернулись на землю Чиеудо. Тогда над всем уездом Чиеуфонг провинции Куангчи взметнулось красно-голубое с золотой звездой знамя. Его принес в общину отряд Куанг Виня.

…Рис в котелке уже сварился. Он стоял на столе. Его аромат наполнял хижину. Куэ ловко раскладывал рис по алюминиевым мискам. «Каким обманчивым бывает первое впечатление о человеке», – подумал я. Большие черные глаза старика уже не казались мне колючими. Это были усталые глаза человека, который так много познал на своем веку.

Дождь лил с прежней силой. Из хижины было видно, как с гор прибывала вода. Она затопила кустарники и колючую проволоку. Одиноко торчали верхушки бамбуковых зарослей. Тайфун продолжал бушевать.

Парус Лыонга

Рыбацкий сампан под ветхим парусом на мачте то разрезал волны разбушевавшейся реки Тхатьхан, то взлетал на гребни, то будто нырял в бездну. Но, управляемый чьей-то умелой рукой, парус упрямо направлял лодку к устью Кыавьет, к Южно-Китайскому морю. Когда наш катер промчался мимо, я увидел на корме невысокого паренька в полосатой рубашке и соломенной шляпе. Тугие мышцы напряглись на руках: он крепко держал руль.

Все ниже нависали над рекой свинцовые тучи. Вот первые капли дождя дробно заколотили по брезентовой крыше катера. Разгулявшийся ветер прижимал тучи к реке, ливень обрушился на катер. Один из мотористов достал из сундучка зеленую американскую каску. Согнутая с боков, с бамбуковым клином, служившим чем-то вроде ручки, эта каска была превращена в черпак, которым моторист принялся откачивать воду. Но вода быстро прибывала, и мы решили пристать к берегу. Моторист выбросил веревку, перепрыгнул через борт, пройдя несколько метров по грудь в воде, закрепил катер у толстой сваи из кэй лим – железного дерева.

Выбрались на берег и мы. У высокого баньяна, под крышей из широких и упругая пальмовых листьев нипа рыбаки смолили лодку. Они с удивлением оглядели нас, затем дружески поздоровались, заулыбались.

Рыбаки отложили инструменты, вытерли паклей руки, предложили нам сесть. Самый пожилой, с редкой седой бородой клинышком, достал водяную бамбуковую трубку, медленно набил ее самосадом, чиркнул зажигалкой-гильзой, прикурил. Затянулся.

– Лиеу, – представился он, протягивая сухую, мозолистую руку. – Будьте гостем деревни Суанкхань.

Табачный дымок вытягивался из-под пальмового навеса и сразу пропадал в дождевых струях. Над рекой по-прежнему неистовствовал ветер. И казалось, ему сопротивлялся один только далекий парус.

– Тайфун есть тайфун. Пока не отшумит, не отгуляет, откладывай в сторону работу, человек, выжидай, – проговорил рыбак. Здесь он родился и вырос. Здесь, на берегах Тхатьхан, покрылась сединой его голова. Уж он-то знает капризы и реки, и стихии. А ветер уже достигал девяти – десяти баллов.

– Как же тот паренек на сампане? – я указал ему в сторону серого, в цвет туч, паруса.

– Это наш Лыонг, – ответил Лиеу. – Его рис не остынет на алтаре.

Я не понял рыбака. Тот пояснил:

– Так говорят обычно на Юге Вьетнама, когда верят, что человек вернется живым и не придется в память о нем ставить на алтарь плошку с уже остывшим, как его кровь, рисом.

– Не смотрите, что Лыонгу всего шестнадцать, – продолжал между тем рыбак. – Другой и за сорок не переживет столько. Немало горя выпало на его долю. Помню, пришел он к нам в Суанкхань весной шестьдесят шестого. Жаркие стояли дни. Я вынес на берег Тхатьхан циновку, лег на песок. Так было прохладнее. К тому же признаюсь: я подсчитывал тогда, сколько военных судов сайгонцев заходит в устье Кыавьет, – возможно, пригодится партизанам. А тут рядом – малец. Голодный, оборванный. Вижу – не местный. «Откуда ты?» – спрашиваю. Он молчит. На следующий вечер я снова встретил его на берегу. Он всматривался куца-то в даль, словно поджидал кого-то. Мне стало жаль его. Подошел, потрепал по плечу, предложил переночевать у меня в хижине. Паренек согласился… Я снял с тагана рис, положил в него кусок рыбы, бросил щепотку травы. Лыонг, так назвался малыш, молча расправился с едой, отложил палочки.

1 ... 37 38 39 40 41 42 43 44 45 ... 135
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?