телесную оболочку и спускается к нему. Он слышал шелест ее платья и беспокойное частое дыхание.

– Саша! – Прошептал голос в темноте.

– Я здесь, любимая. Неужели ты меня не видишь? – Не оборачиваясь откликнулся он.

– Что ты делаешь здесь? Я проснулась, а тебя нет. Я ужасно испугалась.

Вера включила свет. Злосчастные лампочки разрушили волшебство, Саша в ярости обернулся к жене. Глаза Веры заслонили собой лицо.

– Какая страшная картина. Это Лидия?

Саша быстрым движением загородил собой картину. Он не ответил.

– Откуда у тебя такая картина? – Продолжала в ужасе шептать Вера. – Почему эта женщина…Лидия… нарисована тут… мерт… в таком виде? Скажи, что эту картину написал не ты. Скажи, даже если это неправда.

Саша хранил зловещее молчание.

– Зачем ты хранишь такие жуткие картины? – Спросила Вера, сделав ещё одну попытку его понять. – Лучше бы сжечь ее прямо сейчас. Саша, такие картины нельзя хранить у себя, это плохо. Хочешь сожжем ее вместе?

– Если ты притронешься к этой картине, то … то, видит Бог, тебе лучше этого не делать. Ты понимаешь меня, да? – От голоса Саши хлынуло ледяным дождем.

– Саша… Что с тобой происходит? – Вера держалась обеими руками за перила, чтоб не сползти безвольно вниз.

– А что, черт подери, со мной происходит?

– Не чертыхайся, ради Бога. И не делай вид, что не понимаешь. Ты пишешь такие страшные картины, я смирилась с этим и попыталась тебя понять. Но эта картина… она какая-то кощунственная что ли. Ты же сказал мне, что не знаешь, где эта женщина. Стало быть, она может быть жива, а ты изобразил ее мертвой. Саш, это грех. Огромный и страшный грех, равносильный проклятию.

– Это искусство, Вера. Это та красота, о которой я говорил тебе в день нашего знакомства. Ты просила меня рассказать о женщине, совершенной страшной красоты. Так вот погляди на неё, – Саша отошёл в сторону, чтобы Вера рассмотрела получше.

– Зачем ты изобразил ее такой? – Вера не посмотрела на картину, она сверлила взглядом Сашу, от всей души желая понять его и оправдать. – Ты так ненавидишь ее? Так сильно ненавидишь, что решил убить ее в своём воображении?

– Нет, я решил подарить ей бессмертие.

– Саша…, – Вера сдалась, ей никогда не понять того, что он говорит. Это какой-то бред, какие-то страшные гротескные слова.

– Вера, моя дорогая девочка, – Саша подошёл и позволил Вере упасть к нему на руки. Они опустились на ступеньку лестницы, Вера положила голову Саше на плечо и смотрела в пол. Саша гладил ее длинные прямые волосы. – Разве ты не понимаешь? Разве ты такая заурядная женщина, что не чувствуешь всей красоты и силы моей картины?

Вера кивнула, подтверждая свою заурядность. Она задрожала от мелкого колкого страха.

– Перестань, девочка, – ласково шептал ей Саша. – Как ты можешь не понимать? Ты – особенная. Помнишь, я сказал тебе это в день нашей первой встречи? Я тогда сразу дал себе слово, что ты станешь моей женой. Пойми, я обязан смотреть на мир, в частности на красоту, гораздо глубже, чем смотрят другие. Все великие творения, способные поменять мир, сначала вызывали ужас и протест. Это такой маркёр: если ты не понят, значит ты познал правду. Поверь мне, когда-то люди поймут, что такое истинная красота, и возможно мое творчество станет проводником к этому пониманию. Ты должна быть одной из первых избранных, кому доступно подлинное чувство прекрасного. Красота должна содержать в себе уродство, а жизнь должна соприкоснуться со смертью, радость же должна смешаться со страхом, любовь – пораниться о ненависть. Только так можно ощутить чувство во всей его полноте. Нет других путей, остальное – ложь и самообман. Не бывает тьмы без света, все в мире имеет два противоположных полюса. В моей картине ты видишь все грани противоположного. Неужели ты и сейчас скажешь, что это не есть красота?

– Возможно. Не знаю, – Вера заслушалась переливчатым распевом голоса Саши. Колдовская музыка. Вот бы их ребёнок говорил так же проникновенно. Вера вдохнула запах Саши и закрыла глаза. Картина и дом перестали казаться страшными. Захотелось уснуть под Сашину странную колыбельную о красоте и творчестве.

– Отнести тебя в постель? – Сильные Сашины руки легко подняли Веру, когда она уже спала глубоким сном.

Люди так легко теряют веру.

Легче только страсти обретают.

Причиной чаще выступают нервы.

И потери тоже угнетают.

Те, кто выстрадал любовь, не потеряют

То, что служит нам ее гарантом.

Кем является, любовь они узнали,

Приняли, остались невозвратно.

Остальные же живут надеждой,

Что так часто живо ускользает.

Тревожности сменяют безмятежность.

Что в шаге от любви пока не знают.

Глава 16

Алёна Михайловна скандалила с уставшей и лишенной сил дочерью, заставляя ее читать утренние и вечерние молитвы, да ещё и по три акафиста. С трагической гибели внука Алёна Михайловна заделалась ревностной христианкой, из тех фанатиков, что тиранят окружающих их "безбожников". В смерти Арсения она видела справедливую кару за то, что когда-то отреклась от своей веры в угоду замужества с состоятельным мужчиной.

Для Вадима и Саши у Алёны Михайловны просто не было определений, эти люди стояли в одном ряду с Антихристом. Вопреки милосердной христианской вере Алёна Михайловна в душе своим зычным голосом прокляла обоих.

Уму непостижимо, один раз в жизни она оставила внука на этих двух проклятых олухов, понадеясь, что они как-никак взрослые мужики, и вот тебе раз – мальчик ушёл плавать и был убит волной. И Верка эта не доглядела, дура малахольная! А ведь она, Алёна Михайловна, столько раз запрещала Арсению входить в море! Как этим двоим недоумкам не хватило мозгов запретить? Море на диком – адская бездна, и никак иначе. Даже она сама бы потонула там с первой волны, чего уж говорить про крошку Арсения.

Конечно же, Алёна Михайловна утрировала, она не раз покоряла и не такие вершины, но сейчас берег, где отдал Богу душу, мальчик Арсений казался ей неправильным, уродливым и опасным. Женщина очень любила своего внука, любила огромной душной любовью. По правде сказать, она не ведала как ей теперь жить дальше.

Вадим съехал жить к Саше и Вере, не выдержав испуганных, полных справедливого упрёка глаз Юли и ежечасных проклятий тёщи. Саша, правда, тоже винил Вадима в смерти Арсения, заявив, что перед тем, как уйти плавать оставил крестника на попечение Вадима. Какого, спрашивается,