но сейчас, увы. Вот вы проповедуете веру в Бога. За что Бог покарал моего сына, по-вашему? Разве не было на свете мальчика добрее и чище Арсения?

– Он посылает тебе испытание, чтобы ты пересмотрел свою жизнь и поменял свои взгляды. Это испытание должно сделать тебя сильнее, а не гнать к пропасти. Очнись, Вадим!

– Слишком жестоко. Логичнее и справедливее было бы наслать болезнь на меня.

– Нет, – отец Андрей покачал головой, – так ты ничего не поймёшь. Мы не любим себя больше наших детей, только они открывают нам глаза на нашу греховную жизнь, только страх за детей, присущий каждому живому существу, способен влиять на нас и обнажать перед нами наши пороки.

– Простите, но я так и не понял, причём здесь мой сын, и почему он должен умереть за мои пороки?

– Потому что ты ослеп и не видишь их. Вадим, сынок, не падай в пропасть греха.

– Если моему сыну нужно умереть, чтоб искупить мои грехи, то я предпочитаю не искупать их вовсе.

– Вадим, ты не ведаешь, что говоришь. Сейчас один лишь Бог может помочь тебе выстоять. Всем людям суждено умереть, черёд Арсения, к сожалению, пришёл раньше твоего и моего, такова воля Господа. Таинство смерти не открыто человечеству, мы воспринимаем ее как нечто зловещее и страшное. Но Господь пытается донести, что люди понапрасну цепляются за временную жизнь на этой земле, они попросту боятся, что им не удастся постичь другую, они думает, что это конец. Виной этому маловерие. Но жизнь здесь лишь подготовка к той жизни, что последует за ней. Эта жизнь дана нам, чтоб познать себя, чтоб уподобиться Богу и научиться жить вечно. Когда человек отягощён страстями, вечная блаженная жизнь будет мукой ему, вспомни прародителей Адама и Еву. Арсений был чистым мальчиком, которому было многое дано, Господь с радостью принял его в свой чертог. Для Господа физическая смерть не имеет такого страшного значения, как для людей, потому что Ему все открыто и все понятно. Доверься Ему. Что ты, в сущности, знаешь о жизни? Ничего тебе неведомо. Так как ты можешь судить, не зная всего? Теперь Арсений всегда будет с тобой, в любое время дня и ночи. Он уснул, укрытый покровом Господа. Настало время погрузиться в свою душу и молиться за Арсения и за себя.

– Знаете, что, идите вы к черту со своими нравоучениями. Меня не интересуют ни ваши молитвы, ни ваши суеверия. Я пришёл по делу, а не слушать идиотские басни про веру, искупления и ещё черт знает что.

Услышав эти злые слова, отец Андрей заплакал. Симметричные ручейки слез катились по его худым впалым щекам. Вадим устыдился резких слов, какие он швырнул отцу Андрею. Он ведь совсем не хотел обижать его, Вадим всего лишь хотел, чтоб его оставили покое. Просто Вадима пинали все, кому не лень, и он не сумел увернуться от возможности пнуть самому невиновного безобидного человека, попавшего под горячую руку.

– Ладно, я подумаю о ваших словах. Извините, – пробурчал Вадим. Не слишком радужно и вежливо, но это все, на что было способно его ожесточенное сердце.

– Возьми эту икону, это образ Владимирской Божьей Матери, – отец Андрей снял цепочку с маленькой иконкой со своей шеи протянул Вадиму. – Богородица через этот образ помогает примирить враждующих людей, смягчает человеческие сердца, помогает принять верное решение, укрепляет веру. Пусть она служит тебе напоминанием.

– Хорошо, спасибо, – Вадим открыл ладонь, в которую отец Андрей положил свой дар.

Он решил носить ее с собой не как святыню, но как напоминание о Петре Сергеевиче, об Арсении, о Павле, об отце Андрее. О людях, которые были ему так сильно дороги, до мурашек и боли в сердце. Может быть даже об Юлии с Сашей. Словом, о том, каковы его корни. Пусть у него останется хоть это, когда он вступит в новую не протоптанную дорогу жизни.

Руку помощи ты протяни,

Ты от этого не обеднеешь.

Всем, что есть у тебя помоги.

Это сделать ты точно сумеешь.

Равнодушие – страшный порок.

Не имеет оно оправданий.

И порок этот очень глубок,

Главный враг он любых начинаний.

Глава 17

Вадим повернул ключ, чтоб войти в комнату матери, его одолевала мрачная решимость.

Марыся подняла на сына глаза так тяжело, будто на ее веках покоился весь земной шар.

– Она его забрала, – торжественно объявил Вадим, его голос дрожал, угрожая сорваться в истерику. – Кто следующий? Ты у нас походу предсказываешь смерть как привокзальная цыганка.

Марыся смотрела на сына своими бархатными серыми глазами. Она смотрела полувопросительным взглядом, словно видела Вадима впервые. И молчала, плотно сжатый рот не пропускал ни звука.

Вадим выругался про себя и махнул на неё рукой. Иногда ему казалось, что мать – единственное живое существо в этом доме, имеющее здравый рассудок. А он, Саша и Вера только притворяются нормальными, а на деле не могут сообразить какая реальность действительно существует. А мать все понимает, но по злобе своего сердца не желает открывать другим истину.

Внезапно Марыся вскинула голову и напрягла слух как дикий зверь, затравленный охотником. Ее глаза испуганно расширились, рот задрожал. Взгляд был устремлён в окно.

Вадим также повернул голову и увидел в окне Веру. Испугавшись, что у матери начнётся припадок, он поспешил задернуть шторы.

– Это всего лишь Вера, Сашина жена, – Вадим добродушно усмехнулся. – Это вовсе не она, не бойся. Саша просто никак не позабудет свою любовницу и отыскал в Москве похожую на неё женщину. Но Вера напоминает Лидию лишь внешне. На самом деле она неплохая женщина. Саша, разумеется, ее не стоит. Угораздило же ее забеременеть от него. Впрочем, Юлю же угораздило родить мне Арсения. Наш род проклят, да? Посуди сама: вы с Сашей тронулись умом, Павел и Арсений безвременно ушли, я живу как неприкаянный. Это ведь от вас пошло? Небось дед Анджей обворовался в своё время. Кольцо ваше точно ведь украл? Больно дорогая побрякушка. И счастья никому не принесла. Совпадение ли, что Арсений носил его в день смерти?

Вадим говорил в пустоту, Марыся не слушала его. Ее взгляд блуждал от занавешенного окна к полке с иконами. Столько образов, что впору открывать домашний храм. Вадим хоть и перестал верить в Бога, но не мог отделаться от ощущения некой скверны. Негоже иконам пылится в комнате, где хозяйничают бесы.

Марыся