Леночка ужасно страдала от этой любви! Плакала в подушку от его незамечания в упор новой сотрудницы, старалась изо всех своих мозговых ресурсов выделиться, написать что-то эдакое!

Но ей поручали незначительные задания, так, заметочки на последних страницах газеты. Один раз заслали в какой-то бывший колхоз, подыхающий в государственной принадлежности из-за чиновничьего беспредела.

Уж Леночка так расстаралась! Пять раз статью переписывала, все расцвечивала фразами, оттачивая остроту пера. Статью напечатали всю, целиком! Ленка ходила победительницей!

Но ее триумф обернулся унижением и новой порцией «подушечных» слез.

Проходя по редакционному коридору, она увидела — увидела! — любовь своей жизни, двигающегося навстречу и о чем-то горячо спорящего с первым замом.

Задрожав, пардоньте-с, ланитами, до слезы восторженной, на ватных ногах, Леночка, поравнявшись с «любовью», пролепетала:

— Здрасте!

Маркин кивнул. Не прерывая разговора, прошел мимо, но притормозил через пару шагов, развернулся к ней.

— Э-э-э… — поднял, вспоминая, указательный палец.

Ленка шустренько подбежала.

— Э-э… Невельская?

Она радостно закивала, не в силах слово молвить.

— Про коровник хорошо написала! — И пошел дальше.

Через пару месяцев ей повезло. Неожиданно заболел журналист из «первых» рядов, а свалилась горячая тема, все остальные «первенцы» именно в этот момент оказались при иных «горящих» делах, и в вечной редакционной неразберихе и кутерьме Ленке сунули это задание.

Леночка Невельская не упустила своего шанса!

Ох, она так старалась, так старалась, что мозги плавились и пальцы на клавиатуре судорогой сводило!

И, знаете, у нее классно получилось!

— Невельская! — сунулась в их отдел Людка-секретарша. — К Маркину! Живо!

Какое там живо?! Ласточкой полетела!

— Невельская! — сделал приглашающий жест рукой Маркин, когда она робко просунула голову в дверь его кабинета. — Проходи! — И продолжил прерванный ее появлением разговор с кем-то: — Ладно, Костя, я, как Мюллер, не люблю сладкого, ты же знаешь!

И Ленка, с волнением душевным, поняла, прислушавшись, что он разговаривает с Константином Эрнстом. Ленка знала, что они давно знакомы и приятельствуют.

Она про Маркина знала все, как ей тогда казалось, вот все, все, все! И все его статьи читала, вот все, все, все!

Он кумир, он почти бог, он гений журналистики! Леночка Невельская была в этом уверена до сердечного трепета!

— Ну, пока! — попрощался «почти бог», положил трубку и осчастливил Леночку взглядом: — Невельская! Ну что, молодец! Садись! — И указал на стул возле стола, напротив своего кресла.

Она села, ну а как вы думали? Разумеется, трепеща!

— Переведу тебя в другой эшелон, — легко вершил ее судьбу Маркин, — подучиться придется, но задатки есть. Злость, сарказм здоровый, попадание в десятку! Поднатореешь, наберешься еще зубастости. Потянешь?

— Ко-конечно! — пролепетала Ленка.

— Милая, я тебя не на прогулку в парк приглашаю, — снисходительно-раздосадованно поучал Маркин, — а в работу, по уши в дерьме копаться и описывать его красноречиво для читателей! Поняла?

— Да! — твердо ответила Леночка и кивнула.

— Мамины леденцы кончились, Невельская! Скажу — в нужник, нырнешь в нужник, скажу в прорубь — в прорубь! Расклад ясен?

Ясен ей был расклад, о чем она и сообщила, подтвердив утверждение очередным кивком.

— Ну, иди ваяй. В редакционном отделе получишь задание, а Людмила тебе объяснит остальное.

И понеслось!

Ленка выкладывалась так, что с ее энтузиазмом можно было Днепрогэс в одиночку построить за пятилетку! Не спала почти, похудела за несколько месяцев на пять килограммов. Глаза блестят, пар из ноздрей, копыта бьют — Невельская в атаке!

И неслась, в атаку-то!

Ее в митингующую драку — она в самую кучу! Ее достать увертливого чиновника под подозрением — она его хоть из-под земли, хоть на толчке административном достанет! Ее в бандюковские разборки — она между пулями в полете!

Заработала определенный авторитет, похвалы начальства, растущую зарплату, изжогу у рулящих страной, зависть, ненависть и интриги коллег.

А ей глубоко по фигу было! Кроме, само собой, похвалы начальства, любимого отчаянно и без меры.

Случилось в те далекие боевые дни становления журналистки Невельской корпоративное отмечание Нового года. Размах не такой масштабности, как в иных фирмах, но тоже не детский утренник! Где-то в середине бушующего веселья Максим Маркин махнул ей призывно рукой со своего места и указал на свободный стул рядом. Леночка лебедью белой прилетела с другого конца зала и уселась, зардевшись.

— Ну что, Ленка, талант у тебя есть, в тему ты вгрызаешься как надо, — делился своими выводами немного пьяненький Маркин. — Тебя б поднатаскать немного, сопель в текстах поубавить, жесткости добавить, и выйдет из тебя, Невельская, первоклассная журналюга!

Она смотрела на него не отрываясь. И все кивала, искря глазами от счастья.

— А что, Невельская, как твоя личная жизнь?

— Никак! — радовалась глупая барышня не пойми чему.

— Это хорошо! — похвалил Маркин.

— Чтобы делу не мешало? — спросила невинная до тупости в своем рвении Ленка.

— Чтобы делу не мешало, надо спать с правильными людьми, — растолковывал он.

— С какими правильными? — тупила девонька.

— Со мной, например, — без нажима, мимоходом заметил он, кинув маслинку в рот.

— А с вами можно? — замерла Царевной-лягушкой Ленка.

— Можно, чего ж нельзя! Вот сегодня и попробуем. Хочешь? — тем же равнодушным тоном, без настойчивости, спросил Маркин.

— Хочу! — И привычно кивнула.

Через час они оказались в какой-то квартире, с шампанским и всем разным, сопутствующим свиданию, и, не теряя времени, — в постели.

Ну что? Ленке казалось, все так прекрасно, великолепно и лучше быть не может!

Любовь, любовь, любовь!

Состоялась, состоялась, состоялась!

Бурные жизненные овации, маршевая музыка, ура!

Коллектив посмеивался в открытую — у Маркина новая пассия! Ленка плевала с высоты своего счастья и летала на крыльях. На работе отношение к ней Маркина никак не изменилось, была Невельская и осталась, а после работы — в горячую постель!

Никаких поблажек Маркин ей не делал, а очень сильно наоборот — требования к ее профессиональной работе возросли стократно! Он не щадил и не жалел ее, и посылал в такие командировки, куда и бывалых мужиков-журналистов отправляли с опаской.