— Вот поэтому я здесь, — втиснулся в паузу, — И еще, хотелось посмотреть какая у тебя есть ткань в продаже, цену узнать. Одежду потом пошить.

— В добыче что-то интересное взял? По моей части? — среагировала сразу та.

— Да, но пока внимательно не осматривал. Не успел.

— Ко мне занеси, я тебе сразу скажу, что это такое. А там определишься продавать или оставить, в любом случае, я лучшую цену дам. И никогда не обману. Не понравится, другим попробуешь пристроить! Посоветую, даже к кому в Демморунге обратиться, если туда повезешь. Хотя если ткань привезена с материка, там она будет стоить дешевле. Из речной крепости он дальше по поселениям расходится.

— Завтра, если ничего не задержит, то приду. А вот эта сумка сколько стоит? — ткнул пальцем в холщовую котомку, которая для походов по магазинам в городской черте должна была быть куда удобней гобловского вещмешка. И тот был почти полон, пусть и не под завязку. У Харма имелась подобная авоська, но ввиду общей антисанитарии, я даже брать ее не стал. Хотелось собрать весь скарб калеки и сжечь. Ощущения от прикосновения ко всему, противней чем от слизи ксеносов. Хотя, если бы не имелось альтернативы, то ничего не остановило бы меня от использования любых доступных предметов, включая нательное.

— Четыре медные монеты, без торга. На все, что тебя интересует, буду говорить конечную цену, за сколько готова уступить и ниже которой не подвинусь.

— Хорошо, — кивнул, радуясь, что «благодарность» за спасение не касалась обычных товарно-денежных отношений.

Выбор мой пал на два комплекта белья, две пары портянок, отрез ткани на два полотенца для рук и лица, и одно большое — банное. Еще взял четыре салфетки-платка, имевшихся у каждого уважающего себя черноягодца. Во время и после еды ими вытирал руки. Все добро мне обошлось в две серебряные монеты и четыре медных.

Удивился.

— Нет, что ты! Это обычная цена, и себе не в убыток, но и тебе не втридорога! — прокомментировала женщина мое осторожное, мол, а не последнюю ли рубаху забесплатно отдаешь? — Конечно, у нас все дороже, чем в той же столице, но у них жизнь другая. На что мы не смотрим здесь, под ногами валяется — там это великая ценность, что ценность для нас — для них последняя дешевка.

— Я к тому, что Харм всегда говорил, что моя рубаха обошлась ему в три серебряных, — пояснил интерес, — Вот и удивляюсь…

— Пусть поперхнется за столом Кроноса, скряга! — порывисто перебила меня, желая скорее всего нечто нехорошее бывшему опекуну, — Честная цена новой рубахи, что на тебе — восемь-десять медяков. Ему совершенно бесплатно досталась, точно знаю, он тогда в Люненской Резне много тряпья с разумных снял. Не побрезговал ничем. Мне их пытался продать, только цену запросил такую, проще пошить новые. А так, за полтора-два дня найма у нас в Черноягодье, имею ввиду самую тяжелую и дешевую работу, любой сможет себе такую взять. Это, если на еду тратиться будет. В столице же, несмотря на цены вроде бы ниже, чем у нас на одежду, дней пять работать потребуется. Говорю, у них расценки другие.

Теперь стало ясно, почему Сим готов был воробья загонять. Получалось с подачи Амелии, платил я ему больше, чем любой хозяин здоровому работнику за день упорного физического труда. Оркам внес нехило. С другой стороны, на данный момент мне требовался результат. Он получен.

Но галочку напротив знахарки сделал. Конечно, это абсолютно не критично, и не последнее, однако сам подход следовало запомнить и всегда держать в уме. Вот по таким мелочам часто можно сделать выводы, как человек себя поведет и в других ситуациях.

Нашел и относительно дешевую, прочную, легкую, а при обработке непромокаемую ткань, которой «износа нет». Сантик — являлся сугубо местной продукцией, и производился по особой технологии из водоросли чесменки с добавлением каких-то ингредиентов. Не знаю, может, предвзято относились местные к материи вообще, но те же поясные сумки из сантика, на мой взгляд, гораздо лучше и практичнее. А для ременно-плечевых систем с множеством подсумков или рюкзаков — лучше не придумаешь. Кожа — конечно здорово, аутентично и все такое, если в ролевые игры играть, как вариант на безрыбье. К другому я привык, и на другие свойства смотрел, например, на вес.

Дальше заглянул к торговцу всякой всячиной, на мой взгляд, обычному старьевщику, которого в глаза и за глаза называли или Старик, или дедушка Охрим. Странно, но Глэрд не знал из какого он рода. И вообще, принадлежал ли выходцам из Народа. В целом, для меня никакой разницы, главное, что именно у него в продаже имелось мыло и многое другое, необходимое в быту.

Раньше седобородый, кряжистый и улыбчивый дед пацаненка выгонял сразу, едва только тот переступал через порог лавки, пытаясь объяснить интерес приказом Харма. Чему Охрим не верил совершенно, и абсолютно правильно. Впрочем, такая же судьба ждала и других детей, которые пытались проникнуть в святая-святых, чтобы хотя бы одним глазком взглянуть на различные чудесные диковинки. Вот опять накладка в воспоминаниях, по памяти Глэрда, здесь располагалась пещера Али Бабы, на деле оказался склад различного старья от облезлых чучел до вычурной мебели. Присутствовало несколько прилавков, где под стеклом находились наиболее ценные товары. И вишенкой на торте служила пара манекенов, на какие навешивались доспехи в лучшие или худшие времена.

Сегодня хозяин, радушно улыбаясь, поприветствовал меня первым, причину я определил не только в моей появившейся платежеспособности, но и в перспективе заключения будущих сделок по реализации праведно нажитого добра. То, что я с гоблов взял огромные трофеи, уверен, ни у кого сомнений не возникало. А с каждым днем без оглашения списка, они в умах селян приобретали уж совсем космические масштабы.

— И что привело тебя, Глэрд, в мою скромную обитель? — действительно, работала продвинутая модель переводчика. Никаких монастырей в земном понимании данного термина, в этом мире не встречалось. Вот так, между делом, выяснил и проверил важную информацию, после заострения внимания на, казалось, пустяке. А то, глупо бы было крикнуть кому-нибудь: «ну, здравствуй, брат-землянин!», если мой разум, например, перевел бы и адаптировал какую-нибудь местную поговорку про слухи в «говорят в Париже кур доят». Несколько криво, но в целом верно.

Кстати, дед — настоящий аксакал, учитывая, что ему далеко за шестьдесят. Для Черноягодья — это очень много. Здесь и сорокалетний Харм считался пожилым товарищем.

Но больше всего завораживали глаза старика — живые, цепкие, оценивающие и холодные. Профессиональные. Люди с таким взглядом, с одинаковым выражением на лице и подарок любимой внучке преподносили, и колбасу нарезали, и врага на куски. Дурак дурака, как известно, видит издалека, поэтому я постарался расслабиться, и больше на хозяине не сосредотачиваться.

— Вот, два куска. Один без всякого запаха, второй с нилсом, первым отмоешься, вторым подмоешься! Все девки твои будут! Сразу набросятся! Как мухи… пчелы на мед! — довольно хохотнул тот, вытащив из-под прилавка пару одинаковых брусков светло-коричневого цвета, каждый на вид весом около ста пятидесяти-двухсот грамм.