Но ты знаешь, что это спокойствие долго не продлится. Тебя будут преследовать повсюду, как это делают ненасытные звери. Они появятся в лесной чаще. Они сильны, настойчивы, беспощадны, им незнакома усталость, неведомо милосердие.

Хотя сейчас ты удержался, не стал мастурбировать, все равно кончишь во сне. Может статься, изнасилуешь во сне свою сестру и мать. Ты не в состоянии управлять этим. Это за пределами твоих возможностей. Ничего не остается, как принимать все как есть.

Ты боишься своего воображения. А еще больше – снов. Боишься ответственности, которая начинается во сне. Но ты не можешь не спать, а раз так – сны являются к тебе. Когда ты не спишь, воображение еще можно как-то сдерживать. Но держать под контролем сны – не в твоих силах.

Вытянувшись на кровати, я нацепил наушники и стал слушать Принца. Странная, лишенная пауз музыка увлекла. Но «Маленький красный „корвет“» оборвался посередине – аккумулятор накрылся. Мелодию точно поглотила песчаная дюна. Сняв наушники, я услышал тишину. Тишину можно слышать. Я знаю.

Черный пес вскочил и повел Накату на кухню. Чтобы туда попасть, требовалось покинуть кабинет и немного пройти по плохо освещенному коридору. Окошко там было маленькое, темное. Все вокруг сияло чистотой, но смотрелось казенно, вроде школьной лаборатории. Пес остановился перед дверью большого холодильника и, обернувшись, кинул на старика ледяной взгляд.

– Открой левую дверцу, – тихо проворчал пес, хотя даже Накате было ясно, что это не его голос. На самом деле говорил Джонни Уокер. Он общался с Накатой через эту собаку. Смотрел на него ее глазами.

Наката послушался и открыл левую дверцу холодильника цвета авокадо. Холодильник был выше его. Раздался сухой щелчок (это включился термостат), заурчал электродвигатель. Из холодильника вырвалось туманное белое облачко. За левой дверцей оказалась морозилка, и, судя по всему, холод там стоял будь здоров.

Внутри ровными рядами лежали какие-то круглые плоды. Штук двадцать. И больше ничего. Наката наклонился, чтобы рассмотреть их поближе. Белое облачко рассеялось, и он понял, что это – совсем не плоды. В морозилке на трех полках, как во фруктовой лавке апельсины, были расставлены отрезанные кошачьи головы. Разных цветов и размеров. Все замороженные головы были повернуты прямо на Накату. Он чуть не задохнулся.

– Смотри внимательно, – приказал пес. – Есть здесь твоя Кунжутка?

Наката подчинился и одну за другой стал разглядывать головы. Нельзя сказать, что ему было очень страшно. Он думал о том, что надо найти пропавшую Кунжутку. Осмотрев все головы, Наката убедился, что Кунжутки в холодильнике нет. Точно. Там пестрых кошек не было. Впрочем, не только пестрых, а вообще никаких. Лишь головы, глядевшие куда-то загадочно пустыми глазами. На кошачьих мордах не было страха предсмертных мучений. Накате самую малость полегчало. Несколько голов были с закрытыми глазами, но у большинства глаза рассеянно уставились в одну точку.

– Кунжутки здесь вроде нет, – без всякого выражения проговорил Наката. Кашлянул и захлопнул морозилку.

– Вроде или точно?

– Точно.

Пес встал, чтобы проводить Накату обратно в кабинет, где в обтянутом кожей кресле их в той же позе поджидал Джонни Уокер. При виде Накаты он, как бы здороваясь, поднес руку к шелковому цилиндру и приветливо улыбнулся. Дважды хлопнул в ладоши, и пес тут же исчез из комнаты.

– Это я кошкам головы отрезал, – заявил Джонни Уокер и, взяв стакан с виски, сделал глоток. – Я их коллекционирую.

– Значит, вы тот самый, кто ловит на пустыре кошек и убивает? Да, Джонни Уокер-сан?

– Да. Это я. Я – знаменитый Джонни Уокер, гроза всех

– Наката не понял. Можно спросить?

Конечно. Валяй. – Джонни Уокер поднял стакан. – Спрашивай что хочешь, я отвечу. Но сначала для экономии времени позволю себе предположить, что тебя прежде всего интересует, почему я убиваю кошек. Зачем коллекционирую головы.

– Совершенно верно. Наката хочет знать.

Джонни Уокер поставил стакан на стол и посмотрел Накате в глаза.

– Это большой секрет. Обычно я никому об этом не рассказываю, но для тебя, Наката-сан, так и быть, сделаю исключение. О таких вещах лучше помалкивать, хотя, даже если расскажешь, тебе все равно никто не поверит. – Джонни Уокер хихикнул. – Ну, хорошо. Кошек я не ради удовольствия убиваю. Не такой уж я садист, чтобы столько кошек просто так, из одного удовольствия, извести. И потом, я же не бездельник какой-нибудь. Знаешь, сколько времени и сил нужно, чтобы их ловить! Зачем же я убиваю? Души кошачьи собираю и специальные флейты из них делаю. Подую в такую флейту и собираю души покрупнее. Соберу их и сделаю флейту побольше. В конце концов должна получиться флейта просто космического масштаба. Но начало всему – кошки. Их души нужны. С этого все начинается. Таким образом, во всем непременно должен быть смысл, своя очередность. Поддержание строгого порядка есть проявление уважения. Вот как должно быть, когда с душами дело имеешь. Это тебе не какой-нибудь ананас или дыня. Так ведь?

– Так, – согласился Наката, хотя из услышанного не понял ровным счетом ничего. Какие флейты? Какой у них, интересно, звук? Что значит: кошачьи души – прежде всего? Эти вопросы явно лежали за пределами понимания Накаты. Он знал одно: нужно отыскать пеструю Кунжутку во чтобы то ни стало и доставить к Коидзуми-сан.

– Значит, ты хочешь забрать с собой Кунжутку? – Джонни Уокер, казалось, читал мысли Накаты.

– Да. Совершенно верно. Наката хочет вернуть Кунжутку домой.

– Такая у тебя задача, – сказал Джонни Уокер. – У каждого из нас в жизни своя миссия. Само собой. А если так, значит, ты, верно, не слышал, как звучит флейта из кошачьих душ.

– Не слышал.

– Понятное дело. Ее ушами не услышишь.

– Как же так? Флейта, а звука не слышно?

– Именно. Я-то, конечно, слышу. Какой может быть разговор, если бы я не слышал? А вот обычные люди не улавливают. Даже если звук доходит до слуха, они не понимают ничего. Раньше уже слышали, но вспомнить все равно не могут. Необыкновенная флейта. Хотя может статься, ты бы ее и услышал. Эх, жаль нет флейты, а то бы попробовали. – Будто о чем-то вспомнив, Джонни Уокер поднял кверху палец. – Сказать по правде, Наката-сан, я как раз собирался сейчас делом заняться – головы резать. Пришло, так сказать, время жатвы. И кошки с того пустыря… Кто не спрятался, я не виноват. Самое время за них взяться. Кунжутка, которую ты ищешь, тоже в их компании. Возьму и отрежу ей голову. И не видать ее тогда Коидзуми как своих ушей. А?

– Совершенно верно, – сказал Наката. Никак нельзя нести Коидзуми отрезанную голову. Стоит их маленьким девочкам такое увидеть, они на всю жизнь могут аппетита лишиться.

– Мне вот хочется Кунжутке голову отрезать, ты – против. Получается, сталкиваются наши с тобой задачи и интересы. Такое часто бывает. Но можно сторговаться. Сделаешь для меня одно дело – отдам тебе Кунжутку в целости и сохранности.