Так он говорил, а я вспомнил весьма к месту, что знаменитые византийские мастера никогда не употребляли и по сей день не употребляют в своих иконописных работах перспективы, показывая тем, что изображенное имеет надмирное значение и бытие, не подвластное нашим земным суждениям и правилам.

Наш разговор так понравился и так растрогал доброго фра Альберто, что он благословил нас на дорогу и подарил по меху доброго монастырского вина. Из этого происшествия я вынес, что путешествию нашему это доброе предзнаменование и знак милости Господней, после чего вознес в сердце своем горячую молитву, и мы тронулись в путь…»

Из дневника Пауля Гульди.

5 августа 1522 г.

«Венеция! Удивительный памятник человеческому упрямству и гению. Посреди морских вод на сваях и насыпях, под защитой дамб стоит прекрасный город, улицами которому служат каналы, а средством передвижения – гондолы. Строения непередаваемо красивы и изящны, а вода в каналах непередаваемо смердит. Говорят, будто весной с дождями вся грязь и вонь уходит. Не берусь судить. Первое впечатление такое, что не любоваться этим сказочным городом и, более того, не восторгаться им также невозможно, как и жить в нем.

Адам целыми днями пропадает у своих агентов. Кажется, он знает тут всех от офицеров городской стражи до сенаторов. Я постоянно при нем, что совершенно не утруждает меня, так как Адам человек умный и глубокий, а сведения, что текут полноводным ручьем, бесценны как для императора, так и для моих наблюдений.

Если отжать ненужные подробности, картина складывается вполне удовлетворительная. Никому в Республике война с Карлом не нужна, боле того, всем осточертела. Выгод никаких, а расходы и опасность огромны.

Нынешний дож стар и тяжко болен. Дни его сочтены. Судя по всему, новым дожем не сегодня-завтра станет „благородный Андреа Гритти“, который заключит мир с Карлом. Адам заверяет всех, что „подарки“ императора в этом случае не заставят себя ждать и будут весьма щедрыми.

Честно говоря, для личного дневника здесь мало материала под запись. Всё настолько благополучно проистекает, что, право, не интересно рассказывать. Для официальной отчетности у меня совсем другие ресурсы, как вы догадываетесь.

Сегодня удалось заглянуть краем глаза в книжечку Адама, где он ведет свой дневничок. Хитрюга тоже все шифрует. Не доверят бумаге, как и я. И правильно делает. Что написал один – узнают все. Шифр правда, вряд ли сложный, но так, с налета, мне его разгадать не удалось. Любопытно, что он думает обо мне? Не знаю, если будет возможность, обязательно почитаю, а если получится и скопирую, хотя это и неприлично и между друзьями не принято. Пусть оправданием мне послужит мой статус наблюдателя и пришельца, не проникнутого местным этносом…»

Из дневника Адама Райсснера.

25 августа 1522 года от Рождества Господа нашего Иисуса Христа.

«О делах венецианских и пути в Рим, и некоторых римских впечатлениях…

…проклятая суматоха не давала возможности сесть за дневник почти полный месяц. Это слабое оправдание, недостойное доблестного и благородного мужа, ибо невнимание к внутренней дисциплине и послабление её нельзя оправдать ничем, даже самыми неотложными делами, ведь лени, а именно этот червь, безо всяких сомнений, точит нас изнутри, нет оправданий, особенно лени разума.

И вот теперь я с тяжелым сердцем принимаюсь за брошенное по слабости моей писание.

Слава Богу, венецианская наша миссия закончилась более чем успешно. Заверения в преданности получены, авансы и обещания переданы верным адресатам. Итак, семена брошены, остается ждать всходов.

По моему мнению, только чудо, а точнее диавольские происки, могут остановить выход Республики из войны и заключение мира с нами. Сеньор Андреа Гритти прямо мне заявил: „пусть мои глаза лопнут, а в печень ужалит скорпион, если я, став у кормила, не поверну нашу галеру от войны к миру на следующий же день“. Под галерою он образно подразумевал саму Венецию, которая почитается владычицей морей и часто сравнивается с кораблем.

Этот благородный рыцарь произвел на меня самое положительное впечатление, хотя и был в тайном общении с нами менее чем бескорыстен. Скептик, что проснулся в моем попутчике и любезном друге заставил так прокомментировать достигнутое соглашение: „Разумнейший и любезный друг, Адам! Мне кажется, что искренность чувств и заверений вероятного будущего дожа благородного Андреа Гритти дались нам слишком большой ценой и еще большими обещаниями.

Любой государь при таком расположении к себе встал бы на путь дружбы и расположения, но не будет веры такой дружбе, ибо она куплена за деньги, а значит, непрочна“. Рассуждение верное со всех сторон, но малоопытный в дипломатии Пауль, не учел, что фундамент нашего соглашения поддерживает отнюдь не мягкое золото, а грозные острия наших пик, золото же не более чем украшение на фасаде здания нашей скорой дружбы с Венецией.

Я даже поспорил на три гульдена, что не позже августа следующего года будет подписан мир, а скорее всего раньше.

Путешествие наше до Рима заслуживает мало внимания, ибо, что может быть спокойнее и проще, чем сесть на прекрасный, прочный и весьма обширный венецианский галеас и проплыть до Анконы?

Не могу не признать, что море я, хоть и люблю за его первозданное величие, но не всегда сохраняю силы перед лицом качки. Благодарение Богу, что сейчас лето и не коснулись нас своими темными крылами жестокие осенние шторма.

В Анконе мы передохнули и направили наших коней в Перуджу, где поселились у купца, большого друга моего шефа и наставника Георга фон Фрундсберга, который снабдил нас помимо пищи, вина и крова самыми последними сведениями, касательно дел торговых и военных поставок в Риме. Из гостеприимной Перуджи мы переправились в Рим, сплавившись на большой барже по Тибру.

Право слово, рекой, благослови её Бог со всеми святыми, путешествовать куда спокойнее чем морем!

Рим встретил меня суетою великой и скоро уже пять дней, как я не мог приняться за свой дневник, чему не может быть оправдания, о чем я уже писал выше. Военные приготовления здесь ведутся не на шутку.

Укрепляются стены, расширяются рвы, запасаются материалами для постановки валов и больверков, в Замок святого Ангела завозится дополнительная артиллерия и аркебузы с припасом, а также зерно и мука, что подробно записано мною в специальном отчете.

Нет сомнений, что в самом скором времени нам придется попробовать на зуб, сколь крепок сей орех, хотя, пока ничто этого не предвещает. Завтра меня ожидает встреча с одним местным инженером, у которого я якобы консультируюсь по вопросам фортификации. Инженер этот руководит возведением предстенных и предвратных укреплений.

Вечером мне предстоит выпивать и ужинать с офицером, который ведает закупкою порохового припаса, я официально являюсь здесь поверенным лицом одной пороховой фактории. Понятно, что ни первый, ни второй человек на страницах частного, пусть и шифрованного дневника, названы быть не могут, равно как и фактория, что дает мне прикрытие.