— Ты… — облизав пересохшие губы, я мысленно «поблагодарила» врачей и Владимира, что удостоили меня чести произнести горькую правду. — Ты спал почти три года… Все изменилось.

— Что? — усмехнулся он едва заметно, — Но ведь ты вообще не поменялась и… — вытянув палец вперед, Марк облегченно выдохнул: — Позови маму, она мне все объяснит.

Дверь за спиной распахнулась, слабый луч света отбросил тень на постель Марка. Я чувствовала энергетику Владимира, не поворачиваясь. Ощущала его бесшумные шаги на уровне инстинктов, в душе молила спасти от боли, что причинял диалог с младшим Орловым.

— Выйди, Каролина, — мягко приказал мне он, послышался запах сигарет от пальцев. — Мне надо поговорить с сыном наедине.

«Не уходи!» — молил меня Марк одним лишь взглядом, но он не знал, что перед ним не та Каролина, что была много лет назад. Я была другой. Предала его чувства и надежды.

Испуганно посмотрев на Владимира, я прочитала по его губам: «Все будет хорошо!» и согласно кивнула, задыхаясь на ровном месте.

— Держись, — едва слышно пожелала я Орлову и Марку, прежде чем покинуть палату, захлопывая за собой дверь и напряженно присаживаясь на лавочку по ту сторону. В кромешной ночной тишине пустых коридоров слышался надрывный плач Марка.

Когда Владимир вышел, не нашла в себе мужества поднять на него взгляд. Слишком много боли кипело во мне, не нашла бы силы зачерпнуть еще и Орлова.

— Он хочет что-то тебе сказать, — прошептал мужчина, и я испуганно взглянула на него, неожиданно для самой себя отшатнувшись назад. «Я не готова!» — кричала каждая клеточка тела. «Не сейчас!» — молила снова и снова. Но Владимир лишь махнул рукой, отворачиваясь. — Зайди.

Сжав руки в дрожащие кулаки, я поднялась не без труда. Каждое движение отдавало судорожной болью в позвоночник. Шаг, и мозг предательски язвительно корил меня: «Ты виновата во всех бедах Марка!» Шаг, и меня снова пронзало: «Если бы не ты не встретилась на пути парня, его мир не был бы разрушен!»

— Иди сюда, — поторопил меня Марк, усмехаясь. Будто мое перекошенное и побелевшие лицо его веселило. — Ну же, Каролина. Я не кусаюсь.

В полуосознанном состоянии я упала на край постели, сжимая челюсти и напряженно ожидая своего рока.

— Папа говорит, — наконец начал он, — что ты часто приходила ко мне.

Кратко кивнув, я бросила краткий взгляд на стеклянную дверь, за ней стоял четкий силуэт Орлова. Подслушивает ли он, либо таким образом внушает чувство безопасности — было неизвестно, но нахождение Владимира рядом будто делало легче, как бы непривычно это ни казалось.

— Перед тем, как я выпил злосчастный морс, — скривился парень, — мы договорились начать все сначала, — и снова мой кивок заставил Марка тяжело выдохнуть, после чего он без всякой надежды уточнил: — Сейчас все иначе?

— Марк, — мой шепот был намного тише зашкаливающего пульса, отдающего битами в ушах, — я люблю тебя, но…

— …как брата или друга, — импульсивно перебил меня Марк. — Я понял. Хватит. Уходи.

Затаив дыхание, я с трудом вытянула руку, пытаясь накрыть ею перевернутую к верху ладонь парня:

— Но, послушай, а я всегда помогу тебе в случае необходимости. Ты можешь рассчитывать на меня…

— Ясно, — перебил меня тот, одёргиваясь до того, как наша кожа соприкоснулась. — Иди, Каролина. Ты беременна и не стоит волноваться.

Смиренно кивнув, я понялась на ноги и потопала к выходу, слушая цоканье секундной стрелки часов в общем коридоре.

— Стой, — одернул меня Марк холодно, я мгновенно повернулась. — Мама… Ее уже судили?

«Разве она не считается мертвой?» — подумала я, но решила, что раз Владимир не посчитал нужным рассказывать такие подробности, значит, не стоит. Просто негативно качнув головой, услышала снова:

— Отравление на острове повесили на нее?

— Нет, — удивилась я, почесав затылок. — Это не доказано, в отличие от… Много чего другого, — оценивающе осмотрев парня, я пыталась понять, почему ему так сильно важно именно это сразу после комы, ведь в жизни младшего Орлова поменялось абсолютно все. Подняв бровь, я осторожно протянула: — Марк?..

— Пытаюсь понять, — саркастично усмехнулся тот, холодно и неприятно, — кто из вас большее зло.

Меня передернуло, что-то внутри заставило буквально выбежать из палаты сломя голову. Странный страх сконцентрировался где-то в животе, заставляя забыть обо всем вокруг. Так что, сделав лишь шаг, я буквально врезалась в скалу по имени Владимир, поймавшего меня в свои крепкие и горячие объятия.

— Что? — отрапортовал он, словно военный, готовый в любой момент выполнить самый жестокий приказ. Подняв мое лицо за подбородок, он доходчиво продолжил: — Что он тебе сказал?

— Владимир… Вы уже обсудили смерть Валентины? — запинаясь и задыхаясь от адреналина, поспешно протараторила.

— Именно это я и сказал, — признание Орлова полоснуло по мне ножом, — без подробностей. Он слишком слаб, чтобы знать…

— Но почему тогда он ВСЕ знает! — воскликнула я в панике, бросая испуганный взгляд на дверь палаты. — И рассуждает о маме, как о живом человеке.

Орлов замер. Мои слова явно выбили его из колеи, но виду он не подал. Лишь зрачки расширились, а губы оказались сжаты.

— Возможно, последствие комы. Мы слишком много требуем от его мозга, Каролина. Он все еще частично «сонный», — пояснил мужчина спокойно и размеренно, успокаивающе поглаживая мое лицо, укладывая пряди назад.

— Он что-то знает, — не согласилась с ним я, как вдруг в голове появился первый адекватный вариант: — Могли ли ему доктора или медсестры что-то рассказать?

— Запросто, — фыркнул Орлов недовольно. — Узнаю — уволю.

Нерешительно в кровь кусая губы, я не сразу решилась выдохнуть:

— Знаю, это покажется тебя дуростью и абсурдом, но… — пальцем тыкнув в палату, я вполголоса