Gogo connection [сообщество Гогона (англ.)] дало Брунгильде наглядный урок прагматизма. Эта влиятельная группа формировалась вне всякого институционального контекста на основе чрезвычайно разнообразных связей, в том числе родства (реального или символического), побратимства или временных союзов. Когда лидеры такой группы хотели сделать кого-то своим «верным», они пускали в ход хорошо продуманные стихи, выдавали замуж сестер или с помощью интриг добивались от короля возвышения этих людей. Они превосходно могли выступать в любых ролях — крестных отцов, покровителей или меценатов. Пусть даже в группу Гогона входили по преимуществу аристократы, в ее состав могли допустить и элиту специалистов. Герцог Луп ввел в нее марсельского раба Андархия, отметив его таланты в юридической области, и добился для него должности налогового агента в Оверни. Компетентность позволяла преодолеть и барьер между полами: похоже, признанное место в группе занимало несколько женщин, например Евхерия, супруга Динамия.

Брунгильде группа молодых высших австразийских сановников преподала и урок эффективности. Благодаря связям такой еще молодой человек, как Гогон, сумел войти в состав клиентелы герцогов Хродина и Хаминга — могущественных особ, который могли помочь его карьере. Ему также удалось приобрести друзей в епископатах Трира, Меца, Туля, Арля, Рье и Марселя, не считая косвенных связей с Родезом и Изесом.

В Австразии во времена молодости Брунгильды безусловно существовали и другие группы того же рода, но не все они оставили достаточно следов, чтобы была возможность оценить их масштаб. Так, можно догадываться, что существовала группа герцога Гунтрамна Бозона. Он женился на женщине из видного семейства, жившего в западной части Regnum Francorum, и поддерживал контакты с Константинополем. Но здесь все наши сведения происходят из книги Григория Турского, у которого Гунтрамн Бозон вызывал лишь такое эстетическое чувство, какое можно испытывать к барочному образу патологического изменника.

Третья группа, душой которой был епископ Реймса Эгидий, в конце 560-х гг. только начала складываться. Возможно, аристократы Урсион и Бертефред уже входили в состав этой клики, размеры которой неизвестны, но которая тоже показала себя способной завязывать контакты с отдаленными регионами.

Даже если интересы участников групп были очень разными, естественно, что аристократические группы в Австразии активно соперничали между собой. Соперничество могло быть чисто личным или семейным. Так, епископ Эгидий был, похоже, личным врагом герцога Лупа, поскольку занимал кафедру в Реймсе вопреки притязаниям потомков святого Ремигия, в число которых входил герцог Шампанский. Гогон, вероятно, тоже имел зуб на Эгидия[39]. Но группы различались также политическими или дипломатическими предпочтениями: насколько удалось понять, клика Гогона неизменно благоволила к союзу с Бургундией короля Гунтрамна, тогда как клика Эгидия хотела бы, чтобы Австразия искала дружбы Хильперика. Что до Гунтрамна Бозона, не исключено, что он объединил вокруг себя «провизантийскую» партию.

Для короля Сигиберта присутствие этих аристократических группировок создавало неразрешимую проблему. Центральная администрация королевства была анемичной, и на местах служащих было слишком мало для руководства такой огромной территорией. Когда государь нуждался в сведениях или несколько специфических услугах, он был вынужден обращаться к аристократам и пользоваться их связями. Но в то же время эти группировки составляли постоянную угрозу для монархии, поскольку они могли внезапно отказать королю в службе или даже изменить ему, предложив поддержку другому Меровингу или узурпатору.

Очевидно, что аристократические группы монолитными не были и их состав менялся сообразно интересам участников. Прочность дружбы между магнатами, даже скрепленной клятвой, всегда была относительной, и хитрый меровингский король умел разделять, чтобы властвовать. Так, в начале 570-х гг. Сигиберт I создал напряженность внутри группировки Гогона. Он сместил Иовина с поста ректора Прованса, заменив его неким Альбиной. А ведь оба принадлежали к одной группировке. Иовин счел, что друзья его предали, и немедленно покинул их, пообещав отомстить. Это ослабило клику.

Чтобы устранить подобную опасность, Сигиберт I умел также использовать одну аристократическую группу против другой. Так произошло, когда после смерти Ницетия, вскоре после 566 г., официальная должность церковного советника короля стала вакантной. Новый епископ Трирский, Магнерих, был достойным человеком; но он оказался столь же близок к Лупу и Гогону, как прежде Ницетий. Поэтому король предпочел оказать милость епископу Реймскому Эгидию, доверив ему религиозную политику Австразии. Поддержание враждебных отношений между советниками было для государя лучшим способом не стать рабом ни одной из партий.

Даже при выборе крестных родителей для своих детей Сигиберт не обходился без чередования. Если мы правильно понимаем одно стихотворение, название которого не сохранилось, то крестным отцом, избранным для Ингунды, был Венанций Фортунат, молодой поэт, близкий к Ницетию и Гогону[40]. Зато когда на Пятидесятницу 570 г. крестили Хильдеберта II, над купелью его держал епископ Верденский Агерик; а ведь считалось, что этот прелат симпатизирует партии Эгидия[41]. Таким образом, крестные родители королевских детей принадлежали к соперничавшим аристократическим группировкам, и трудно не усмотреть в этом продуманного замысла. Добавим, что в обоих случаях Сигиберт выбрал личностей примечательных — блестящего писателя, епископа, уважаемого коллегами, — нов политической жизни королевства стоявших на втором плане. Когда оба этих человека породнились в духовном отношении с королевской семьей, это не сделало никого из них опасным.

Роль короля в качестве арбитра по отношению к магнатам, конечно, удивила Брунгильду как вестготскую принцессу. Только чрезвычайно стабильное положение меровингского рода позволяло Сигиберту I встать над партиями. У вестготов династический принцип все никак не мог укорениться. Сменявшие друг друга государи были вынуждены проявлять благосклонность к группировке, посадившей их на трон. Поэтому король Толедо оставался ставленником партии, который благоволил друзьям во время царствования, пока его наконец не убивали враги. У франков ситуация была совсем иной: король, конечно, должен был заботиться о своей аристократии, но он по крайней мере мог доминировать в схватке.