– Волдырей не будет, – неожиданно произнес Ян, убирая платок. – Видно, кофе уже успел немного остыть.

На этих словах Ян поднял на меня свои странные карие глаза, и улыбнулся.

Ян мне, мать его, улыбнулся! Нужно записать это в анналы!

Не знаю как, но ангел внезапно превратился в яркий блондинистый лучик с мягкими янтарными глазами. Будто на меня смотрел не прошлый строгий и непримиримый пепельный блондин, а его брат близнец, милаха Ян. Мне стало дурно.

– Не обращай внимания. Наш Янус страдает от резкой смены настроения, – Лев хлопнул товарища по плечу. – И характера.

На этом рыжий криво улыбнулся, но вполне дружелюбно. А вот ангел с биполярным расстройством личности перестал улыбаться, снова серея на глазах.

– А что ты здесь делаешь? – пытливо спросил Ян, сощурив глаза и пристально вглядываясь в меня.

– Зашла кондитерскую ограбить, – я не сдержалась от сарказма, – да вот решила перед делом кофейку для настроения хлебнуть.

Тетраморфы замерли с нахмуренными лицами, а потом Лев расхохотался громким гортанным смехом, чем заставил своего товарища отшатнуться от него. Рука рыжего все еще была на плече блондина.

– Да нет, просвещенная, что ты делаешь здесь без Костика? – уточнил вопрос критик. – Если скажешь, что он на стреме стоит, и ожидает тебя с мешком денег, то не поверю. У Орлова на этот счет есть принципы. Не воровать.

Он явно шутил, но не про все. Принципы Константина были той самой долей правды, которая всегда присутствует в любой шутке.

– Странно, что он вообще отпустил тебя куда-то одну, – и снова пристальный взгляд от Яна.

И тут до меня начало доходить. Ни Боря, ни Костя ничего не сказали своим товарищам. Оба тетраморфа до сих пор находятся в неведении и считают, что я под опекой тренера. Это было настолько ошеломляющей новостью, что я не глядя протянула руку, нащупала барный стул и уселась на него, смотря в никуда.

Неужели Костя прибил бычка или держит его в плену, чтобы тот не смог просветить своих друзей о моей сути. Ведь их задание можно считать наполовину выполненным. Осталось только поймать четверых всадников. Я-то уже думала, что по наши души пустили армию ангелов, а вокруг все еще была тишь да гладь.

– Что это с ней? – растерялся Лев, – она ж не на голову кофе вылила.

И я бы посмеялась над остроумием рыжего, если бы мои очередные предположения не развалились в мгновение ока. В кондитерскую зашел третий член группы тетраморфов. Что ожидать от этого ангела, я не знала, но была готово сорваться с места при малейшем намеке на опасность.

– Она не одна. Костя мне голову снял бы, если б я ее оставил, – пробасил угрюмо Борис, подходя к нашей компании.

Когда ангельская масса стала превосходящей с появлением третьего, я осознала, что сбежать не получится. Я, может, и Война, но как пользоваться своей разрушительной силой, до сих пор не представляю. Раньше все происходило само собой.

– А-а-а, теперь все ясно, – промурлыкал Лев. – Тогда мы пошли за столик. Хорошего дня, Виктория. А тебе удачно понянчиться.

Херувим усмехнулся и направился к кассе, отправив Яна занять дальний столик. А мы с ангелом остались стоять, скрещиваясь взглядами. Шкаф не двигался и молчал. Почти тот же пугающий тетраморф, которого я встретила впервые в квартире Кости.

– Пойдем выйдем, – басовито произнес Боря.

Прозвучало так, будто меня позвали, чтобы набить морду на улице и не разгромить бар. Вот только мы были в кондитерской, и я слегка не той весовой категории и пола, чтобы провернуть такое.

Я кивнула. Выхода все равно не было. Начну сопротивляться, Лев и Ян все поймут и присоединятся к Борису. Тогда мне точно крышка. А так была надежда, что бычок не натянет мне на голову мешок и не утащит в уголок.

– Что ты здесь делаешь? – первым делом спросил ангел, как только мы вышли.

Мне определенно надоел этот вопрос.

– Зашла кофе выпить.

– Одна? Да ты еще бесстрашнее, чем я думал, – и Боря закатил глаза.

– Лучше ты мне объясни, почему твои товарищи не знают обо мне? О нас, – тут же исправилась. Костя наверняка все объяснил криминалисту. Ну или тот сам дошел до всего, все же не простой ангел.

– Мы пришли к согласию, – и он замолчал.

Пришлось уставиться на него пристальным взглядом, чтобы бычок продолжил.

– Я держу твою суть в секрете, сколько это будет возможно.

Я аж охнула. Не ожидала такого понимания от тюремщиков. Скорее цепей, высокопарных речей и пинка на небо под трон Ио.

– Но ты только что подставилась. Мы не можем предать своих братьев. Пока они думали, что ты с Костей, все было хорошо, но теперь они придут проверить. Вряд ли ты была настолько убедительна, чтобы показать свою привязанность к ключу. Скорее, наоборот, стояла и пялилась на них, как на врагов. Они не идиоты, Ви. Сегодня я расскажу им, кто ты. Придется сказать, что поняли мы это только сейчас, но скрывать информацию ни я, ни Костя больше не намерены, – вполне предсказуемо высказался Боря и замолчал.

– Я понимаю, – глаза сами собой опустились. На душе было гадко и больно, но я понимала, что они выполняют волю бога.

– Костя тоже хочет вернуть меня? – и зачем я задала этот вопрос.

– Это неважно, – как удар под дых, – он вернет тебя вне зависимости от своих чувств. Мы не мятежники, мы четыре опоры трона бога, как и вы. Нет нас, правление господа под угрозой. Его трон уже пошатнулся.

– И правда, вы не мятежники. А кто мы в ваших глазах? Мятежники? Предатели? Оружие? – я говорила, а по щекам текли горячие слезы.

Все это так несправедливо, что вызывало во мне гнев вперемешку с отчаянием. Я не знала что делать, куда идти и стоит ли бороться. Сражаться с врагом, который стал дорог. Стал другом. Стал…

– Вы те, кто позволил себе выбор. Четверо воинов, что не могут быть наказаны. В ваших руках сила вершить историю, – херувим говорил тихо, но так проникновенно, что я заслушалась. – А мы ключи. Нас можно заменить. Мы можем пасть, и у нас нет выбора.

Печальный конец недолговечного покоя. Слезы стали жечь сильнее, превратившись в огненные дорожки. Я не видела этого, пока капли жидкого огня не упали на асфальт, прожигая в нем дыры. Я посмотрела на лужу, что натекла с кондиционера кондитерской, и увидела свое отражение. Волосы полыхали, глаза горели зеленым, а на кончиках пальцев зарождались искры.

Я была огнем. Сама моя суть всегда была неудержимой, как пламя. Только сейчас я поняла, что не боюсь своего происхождения. Язычки на волосах и горячие слезы на щеках не ранили и не жгли. Они грели. Именно поэтому в детстве, когда сгорела моя комната, я осталась невредимой. Полыхал мой огонь. Это случилось на следующий день после знакомства с девочками. Моя сила уже тогда откликнулась на близость сестер.