Я ломал голову, способов много, но почему-то впереди всех услужливо лезет самый простой и естественный: схватить вельможу познатнее и допросить, ломая пальцы или мотая кишки на палку. Хороший способ, но только не в чужом королевстве. Я крут, но не настолько, чтобы сражаться с войском или даже отрядом. Уже ученый…

Плечи мои зябко передернулись. Хоть и стараюсь не вспоминать, всячески гоню любые воспоминания о днях в застенке, но иногда мелькнет что-то непрошеное, и сразу жуткий и тяжелый холод во внутренностях, а сердце трепещет в ужасе. Ничего, за все спрошу с Кейдана.

Ко мне подходили рыцари, я жестом усылал их прочь, они молча исчезали. Посреди двора огромное высохшее бревно, гладкое, как пролежавшая на солнце тысячи лет кость доисторического дракона. Я присел так медленно и осторожно, словно держал на голове кувшин с водой или превратился в столетнего старика. Как все-таки освободить Готфрида? Да-да, сперва как его отыскать. Обычно знатных пленников держат в хорошо укрепленных уединенных местах. Это сокращает поиск, но не намного. Я не могу стучать в ворота всех отдаленных замков и спрашивать, не здесь ли держат взаперти моего отца…

За спиной зашелестели легкие шаги. Дженнифер появилась тихая, как монахиня, глаза большие и трагические. Я подвинулся, она присела рядом, взглянула тревожно.

– Не можешь заснуть?

– Не могу, – признался я.

– Я тоже, – ответила она печально. – А что, если он не вернется…

– Я тебя забираю в Геннегау, – сказал я твердо и тут же прикусил язык, запоздало вспомнив, что Геннегау уже вообще-то не мой. – Словом, Дженнифер, я твой брат и не дам тебя в обиду. Это твердо.

– Рич…

Я обнял ее за плечи, она тут же прильнула ко мне, легкая и трепещущая. Я поцеловал ее в макушку, сердце дрогнуло от нежного запаха волос.

– Дженнифер, – проговорил я с трудом. – Дженнифер… давай думать, как вызволить герцога из плена.

Она бледно улыбнулась.

– Ты даже сейчас называешь его не отцом, а герцогом. А вот меня – только сестрой.

– Дженнифер, – сказал я с усилием. – Я думаю, как найти его! Я только над этим ломаю голову.

– И что, – спросила она, – ничего не приходит?

– Увы, – ответил я.

Она сказала тихо:

– А Бобик?

– Что Бобик, – повторил я тупо. – Что Бобик… Думаешь, он умнее?

Она мягко улыбнулась.

– Нет, Рич, ты все-таки умнее Бобика. Но Бобик лучше ловит запахи.

Я посмотрел на нее непонимающими глазами, охнул.

– Господи, почему я не додумался?

– Что у собак особый нюх?

– Да, – сказал я, – всегда привык все решать сам, без всяких бобиков, вот и зациклился на одном направлении. Хотя, если подумать, прошло столько времени, никакая собака не сумеет… Правда, если перебраться на ту сторону Хребта, там следы свежее… А если порыскать у подозрительных мест… Дженнифер!

Я не удержался, ухватил ее в объятия, прижал к груди. Она собралась в комок и затихла, как испуганная птичка в гнезде, схоронившаяся от хищников и всего злого и несправедливого мира.

– Значит, я скоро увижу милого Бобика?

– Милого, – проворчал я, – это такой кабанище… Всем кабанам кабан. Он тебя затопчет или залижет до смерти! Убийца.

– Я люблю такого убийцу, – прошептала она.

– Я его тоже люблю, – признался я.

Она спросила, стараясь, чтобы голос звучал игриво и лукаво:

– А меня?

– И тебя, – ответил я в том же духе, однако мы оба ощутили, что в ответе, как и в вопросе, слишком много серьезности. – Я вас обоих очень люблю…

Она промолчала, непривычно тихая, я держал ее в объятиях, баюкая, как ребенка. Мысли медленно воспаряли, пока я не ощутил, что уже смотрю на Сен-Мари целиком и стараюсь отыскать себе место. Еще не для того, чтобы спрятаться, ну а так, вообще… Да, майордом. Но что такое майордом, если на то пошло? Вроде бы всего лишь управляющий, но когда он начал управлять войсками и финансами, то уже сам начал смещать и назначать королей. Хотя да, сам королем стать не мог, это не так просто, требуется как минимум признание императором и папой, но королей майордомы меняли, как хотели…

Вряд ли сейчас такая же благоприятная ситуация, но прецедент есть, когда короли были, но страна управлялась майордомами. Франкское государство было разделено на четыре майордомства, четыре майордома управляли каждой областью, но, как все получается, кто-то ведет себя умнее, кто-то глупее, и вот майордом Карл Мартелл сумел создать собственную армию, провел реформы в армии, в управлении, сумел присоединить к своей области новые земли, одержал блестящую победу над арабами и спас Европу от власти ислама, остановив экспансию мусульман на этом рубеже.

Но даже Карл Мартелл, спаситель Европы, не смог объявить себя королем, и только его сын, майордом Пипин Короткий, гениальный дипломат, что умел пользоваться малейшими преимуществами для достижения больших результатов, сумел заручиться поддержкой папы, в свою очередь дав клятву защищать его до последней капли крови, и только тогда официально, хоть и со скрипом, короновался. А его сын, Карл Великий, стал даже императором…

Так что путь от майордома до короля очень непрост, весьма тернист и растягивается на несколько поколений. Легитимности придается значение весьма и весьма. Кейдан легитимен, а я – нет.

А вот маркграф – да, легитимно. Если от майордомства и придется отказаться… а придется, император даже насчет маркграфства явно колебался, а майордомом меня уж точно не признает, то надо отступать медленно, затягивать эту ретираду под любым предлогом, одновременно спешно укрепляя личную власть даже среди местной знати.

Впрочем, самое простое – насадить свою знать. Безусловно, мои рыцари, получившие земельные наделы, встанут за меня горой, однако их капля в море. К тому же такая политика раздачи земель чужакам насторожит местных и заставит сплотиться против новой власти.

Дженнифер наконец робко шевельнулась.

– Рич, ты где?

– Здесь, с тобой.

– А мыслями?

Я покачал ее в объятиях.

– Мыслями я выбираю тебе лучшие комнаты во дворце.

Она горько засмеялась.

– Не шути так. У тебя дворца никогда не было.

– Будет, – пообещал я. – Раз есть ты, такое сокровище, то дворец добыть намного проще.

Она опустила голову, пряча слезы.

– Рич…

Я бережно взял ее за подбородок и сказал тихо, но твердо, как клятву:

– Дженнифер… Почему ты мне не веришь?

Она прошептала тихо:

– Страшусь верить.

– Почему?

– Ты обещаешь слишком уж прекрасное… и несбыточное.