В ванной комнате большое зеркало было освещено снизу. Он впервые за полгода увидел себя в большом зеркале, там, где они жили, большого не было. Он был разочарован собой. Итальянские серые, узкие в заднице брюки были ему длинноваты и опускались на башмаки неприятной гармошкой. Туфли выглядели тяжелыми и запыленными. Платок, повязанный на шею вместо галстука, — платки на мужчине любила его жена — скомкался от пота, что ли. «Как веревка на повешенном», — уязвил он сам себя. Лицо у него было какое-то желтое и, невыгодно освещенное снизу, казалось усталым и немолодым.

Он мысленно сравнил себя со своей свежей, юной, грациозной женой и пришел к душераздирающему выводу: «Здесь, за границей, мы друг другу не пара. Никакого подобия сценария «Эммануэле» у нас с ней не состоится. Как долго она еще будет со мной, держась за свою прежнюю, выдыхающуюся любовь?»

Он терпеливо промолчал весь вечер. Пил с хирургами, не стесняя себя осторожностью, но так и не напился, остался в памяти и продолжал контролировать себя. Жены он давно вокруг себя не видел, однако, когда гости начали разъезжаться, появилась и она. Они спустились по холодной итальянской лестнице на римскую улицу и сели в автомобиль, за рулем которого сидел как-то присмиревший Лучиано. Может быть, он устал, ведь немолод, голова седая.

Лучиано домчал их до via Catanzaro, где они жили у знакомых в крошечной комнате. Попрощались. Вошли, открыв дверь своим ключом.

Вот тут-то его прорвало. Он набросился на нее как на врага и обидчика. Топтал, изгибал, будто хотел уничтожить. Когда всё кончилось, она сказала: «Это не любовь, это ненависть». И они уснули.

Она завела себе любовника через одиннадцать месяцев, уже в Америке. Через еще два месяца они расстались.

Актриса, исполнявшая главную роль в «Эммануэле», состарилась. Время от времени по радио бывают слышны аккорды музыки из того фильма, музыки талантливой и романтичной. Ею рекламируют лекарства.

Совсем недавно та актриса умерла.

Фифи приходит ко мне по выходным. Вначале я слышу ее приподнятый голосок по домофону. «Это я!» — вызывающе заявляет она. Через некоторое время я вижу в глазок ее худенькую маньеристую фигурку. Она всегда в бейсболке, надвинутой на глаза, с сумкой и красивыми пакетами в руках. И коробками. Часть принесенного — сладости из какой-нибудь «Шоколадницы» для нас, а пакеты и коробки — это то, что она успела купить себе по пути. Фифи — завзятый покупатель. У нее с собой обычно туча только что приобретенных трусов, пеньюаров и еще черт знает какие свежие и соблазнительные женские штучки. Ради этого она и работает. Поцеловав меня, она бежит в мою ванную комнату, бросив на ходу:

— Дай мне твои маленькие ножнички!

Я знаю уже, для чего: срезать ярлыки, этикетки и ценники, чтобы появиться передо мной в новом, окрутиться вокруг себя и спросить: «Ну как?». (Первый раз я было подумал, что ей надо срезать заусенец.) Я обычно отвечаю: «Сногсшибательно!», или «Неотразимо!», или «Элегантно!», или «Таинственно!».

Еще Фифи приносит мне новые диски и заставляет смотреть. Ради нее я даже вытащил из темного угла кухни забытый мною телевизор и поставил его в большую комнату. Я «подсел», как сейчас говорят, на новые фильмы, которые она приносит. Вначале, правда, я «подсел» на Фифи. Двадцать восемь лет, у нее грубые черные волосы. Она изящна. Моя мама, если бы была жива, назвала бы ее «дамой».

Последний фильм, который мы просмотрели, был «District 9» («Район № 9»), о том, как инопланетяне, похожие на огромных стоячих раков, прилетели на Землю, а их корабль вышел из строя и завис над Южной Африкой. Инопланетян поселили в трущобе Йоханнесбурга. Фифи меня образовывает и осовременивает, без нее я бы никогда не взялся купить или смотреть «District 9». С ней я даже ем принесенные ею гамбургеры из «Макдоналдса».

Девушки меня всегда чему-нибудь учили. Наташка-дощечка, помню, убедила меня слушать Мумий Тролля. Я считал его женственным, манерным и… голубоватым. Я же был другом Егора Летова, какой Мумий Тролль — смешно!.. Наташка заставила прослушать (кажется, это был первый) альбом Тролля и сказала мне: «Да, он женственный и манерный, но это клёво!». С тех пор хожу, полный мелодий и фраз этого владивостокского типчика. «В подворотне нас ждет маниак / Хочет нас посадить на крючок / Остались мы на растерзание / Парочка простых и молодых ребят». «Со смены не вернулась молодая жена…».

Последняя, тревожная строка вызывает в моей памяти эпизод. Я тащу напившуюся мою подружку Вальку домой, к родителям. Мне восемнадцать лет, ей пятнадцать. Она навалилась на меня, пахнет мамиными духами, алкоголем, своим молодым потом… У нее развязались вычурные завязки ее туфель. Весна, я прислонил ее к стене, нас видят фланирующие жители рабочего поселка. Вы любите пьяненьких девушек? Я да, до сих пор люблю пьяненьких девушек… «Владивосток две тыщи!»

От всех девушек я чему-то научился. С девушками становишься современным просто потому, что несовременных девушек нет. Несовременными бывают только женщины. Моя тогда еще не жена, но девушка Катя показала мне, как легко управлять компьютером. По утрам она, трогательно надев очки (очки на девушках трогательны), проверяла свою электронную почту, желая увидеть предложение от режиссера. По почте ей присылали сценарии. Мы их читали вместе. И я приобщился, втянулся, приобрел навыки. И когда мне достался от одной либеральной политической партии в наследство компьютер, я разумно схватился за возможность. И оставил его себе.

По сути дела, всему, что я умею, меня научили девушки, вдруг вот признаюсь я себе. Моя светская молодая жена Елена научила меня есть не покладая ножа и вилки. (Как я ел до этого, не помню. Может быть, с помощью только вилки?) Впоследствии, попадая вдруг за одни столы с аристократами и даже с наследниками престолов, я удивлял их своей ловкостью за столом. Моя первая жена Анна фактически способствовала превращению моему из рабочего парня в интеллектуала. Приносила мне актуальные книги из книжных магазинов, где она работала. Если бы не она, базовые знания я бы собирал много дольше. Другое дело, что, конечно, я был благодатным материалом, сам страстно желал знаний, с удовольствием пожирал знания. Я, собственно, главным образом сошелся с ней и стал жить в ее семье, потому что у меня было сильнейшее желание уйти в другой, более интересный мир, чем мир рабочего поселка.

Мысленно вспоминаю, кто еще чему меня научил. Как ни странно, моя самая страстная любовь Наташа Медведева вряд ли меня чему научила. Если и научила, то вот не вспомню, чему. Я научил ее многому, это да…

Маленькая Настя как-то принесла домой кассету Мэрлина Мэнсона (до того она была фанатом Летова и Янки Дягилевой), и мы послушали. Через некоторое время она повесила в коридоре нашей квартиры его портрет с разными глазами. Впрочем, когда появился второй альбом Мумий Тролля, она распевала старательно, смешно убирая в квартире, распевала тоненьким голоском: «Как же тебе повезло, моей невесте / Завтра мы идем тратить все свои / Все твои деньги вместе…». Так что вкусы Насти раздваивались и растраивались…