Ее взгляд метался между Лариби и тем, что она держала в руке с выражением все более нараставшего ужаса. Затем, теперь уже очень медленно, она направилась к Айрис.

Мне никогда не забыть этой сцены: склонившаяся Изабелла Браш со светлыми локонами, обрамлявшими лицо, и Айрис, сидевшая не шелохнувшись, вытянув перед собой руки в жесте глубочайшего отвращения.

Я же не мог отвести глаз от ее рук – хрупких и белых рук, обагренных пятнами крови. Такие же пятна проступали и на подоле ее платья, местами пропитав серую ткань.

Сзади раздались громкие шаги, и скоро почти все остальные сотрудники лечебницы вошли в зал. Большинство из них поспешили к Лариби, только Морено присоединился к нам, и теперь мы втроем молча стояли рядом с Айрис. Она же, словно вдруг очнувшись, только сейчас осознала наше присутствие. Посмотрела на нас и издала громкий крик.

– Посмотрите на это, доктор, – мисс Браш протягивала ему предмет, подобранный с пола. – Я видела, как она отбросила его в сторону.

Глаза Морено выглядели совершенно лишенными всякого выражения. Я же почувствовал невероятно сильную пульсацию в висках. Старшая медсестра держала в руке тонкий хирургический скальпель. Его лезвие было густо покрыто кровью.

– Мисс Пэттисон, – тихо спросил Морено, – что все это значит?

Айрис отвернулась от нас.

– Я… Я не знаю… Не понимаю, что произошло, – ответила она так же тихо, но вполне внятно.

– Но у вас был этот нож, а мистер Лариби…

– Лариби! – Айрис резко дернулась в кресле, и в ее взгляде внезапно вспыхнули отчаяние и глубочайший страх. – Значит, с ним это случилось? Он мертв! И, как я понимаю, вы считаете меня виновницей его смерти.

Мне хотелось броситься к ней, утешить, унять ее испуг, но почему-то я не мог сдвинуться с места. Складывалось впечатление, что нас сковало какое-то общее заклятие.

Айрис медленно поднесла ладонь к лицу. Ее плечи дрогнули, и я услышал тихий, исполненный безнадежности плач.

– Не знаю, как это получилось, – срывающимся голосом произнесла она. – Ничего не помню. Я не хотела убивать его. Изо всех сил пыталась не совершать того, что мне нашептывали. Это… Это так ужасно!

В этот момент над ней склонилась материнская фигура миссис Делл. Она решительно заставила нас расступиться, прежде чем кто-то успел вымолвить хотя бы еще слово, а потом обняла Айрис за талию и вывела из зала.

Дверь за ними сразу же закрылась.

Я повернулся к небольшой группе, которая склонилась над распростертым внизу телом Дэниела Лариби. Доктор Ленц прижал бородатое лицо почти к самой груди биржевого магната. От небольшой лужицы крови уже потемнел пол в проходе.

– Удар ножом в спину! – воскликнул доктор Стивенс, стоявший на коленях рядом.

Я успел уловить изменение в выражении лица Морено, когда он присоединился к своим коллегам, уже точно зная, что Лариби либо умирает, либо мертв.

Итак, она все-таки произошла – страшная трагедия, к которой нас постепенно, но с неизбежностью подводили многочисленные факты последних дней. Лариби убили, зарезали ножом во время демонстрации самого заурядного документального фильма о повадках зверушек.

Кто-то выкрикнул предупреждение о пожаре, Уоррен не сумел вовремя дать свет в зал, и воцарился полнейший хаос. Было ли это простым совпадением? Или же каждый эпизод стал частью продуманного плана, в который так жестоко и необратимо втянули Айрис, завершив дело тем, что подбросили ей орудие убийства?

– Кто поднял ложную пожарную тревогу? – оборвал мои размышления голос Ленца.

Поначалу никто ему не ответил. Затем инициативу взял на себя Морено:

– Мне показалось, что голос донесся откуда-то из задних рядов почти рядом с тем местом, где в тот момент стояли мы с вами.

Ленц снова склонился над телом. Остальные обменивались краткими репликами и комментариями. Был голос, выкрикнувший слово «Пожар!», мужским или женским? Мнения разделились.

Я стоял чуть в стороне от общей группы, и в суете обо мне, кажется, совсем забыли. Лишь спустя какое-то время мисс Браш подняла взгляд и заметила меня. Она все еще сжимала в руке нож и потому, когда двинулась в мою сторону, напоминала величественную леди Макбет после убийства Дункана.

Ее яркие голубые глаза окинули меня пронизывающим взглядом.

– Вам нет нужды больше находиться здесь, мистер Дулут, – сказала она. – Будет лучше, если вы уйдете пока к себе в спальню.

Вот и свершилось! Вопреки страшным для Айрис обстоятельствам смерть Лариби принесла с собой нежданное и странное чувство облегчения. Это напоминало истерический финал плохо сыгранной и дурно написанной пьесы, которую критики раздули чуть ли не до размеров главной сенсации сезона.

Покинувший этот мир богатый финансист выглядел теперь персоной незначительной и даже жалкой. Мне вспомнилась его мания разорения, сложные отношения с мисс Браш, нелепое завещание, написанное и заверенное ночью.

И внезапно я подумал: а ведь оно все еще лежит под резиновым ковриком в моей палате! Между тем документ теперь мог представлять особую ценность. С его помощью реальной становилась попытка убедить полицию, что Айрис не имела к убийству никакого отношения. Я решил немедленно отправиться за ним.

Пока я сам, возбужденный и еще не до конца пришедший в себя, проходил по зданию в сторону «Второго флигеля», вокруг все выглядело сплошным бедламом. Пациенты бесцельно бродили кругами, оживленно обсуждая реальность возникновения пожара. Подобно малолетним детям, они проникали туда, где им находиться было никак не положено, а уж о смешении полов и говорить не приходилось. Попытки навести порядок выглядели чисто номинальными, причем вид нескольких встреченных мной сотрудников лечебницы свидетельствовал о том, что они находились в таком же смятении, как и их подопечные.

Дежурных во «Втором флигеле» не оказалось вообще. Но это нисколько меня не удивило. С куда большим изумлением я обнаружил завещание Лариби по-прежнему лежащим под ковриком, где я его спрятал. А все потому, что сейчас нормальное и ожидаемое представлялось невероятнее ненормального и неожиданного.

Сунув бумагу в карман, я вспомнил о разговоре с Геддесом, прерванном перед самым началом фильма. Он хотел рассказать мне что-то о смерти Фогарти, нечто, объяснявшее, почему ему поступали пугающие предостережения.

Я поторопился зайти к нему в комнату, но обнаружил Геддеса вытянувшимся на постели в той же позе, в какой санитары доставили его. Он по-прежнему спал, и, несмотря на все возбуждение и горячее желание закончить разговор, мне не пришлась по душе идея разбудить его. Впрочем, это могло оказаться невозможным, поскольку мышцы его лица все еще выглядели застывшими, хотя тело не казалось больше совершенно окостеневшим.

Оставив Геддеса в покое, я побрел в курительную комнату. Там собралась небольшая компания, а Билли Трент с обычной своей непосредственностью радовался находке – он где-то подобрал коробок спичек. Зажигая их теперь одну за другой, он предлагал дать прикурить каждому, кто входил в помещение. Это придавало совершаемому действу потешное сходство с группой школьников, тайком собравшихся подымить в туалете.