Что же мне делать? Схватить Лидию и трясти ее, пока не признается? Ну, нет! Почему она должна страдать, если во всем виновата практически я одна? Мы целый год ошибочно называли Лидию Кирсти. Мы действительно совершили ужасающую и глупую ошибку, а Лидия тосковала и в глубине души недоумевала, где же Кирсти.

Совесть невыносимо давит на меня. Мне нужно выбраться из-под этой тяжести.

– Я возьму лодку, – говорю я Энгусу.

– Ладно, – он поводит плечами.

– Я решила прогуляться. Надо ненадолго сменить обстановку.

– Конечно, – кивает он с безразличной улыбкой.

Напряженность между нами никуда не делась, она лишь ослабла из-за вчерашнего – мы просто обессилили, чтобы открыто враждовать. Но недоверие вернется и еще больше усилится.

– Я куплю чего-нибудь в Бродфорде.

– Угу.

Он вообще не смотрит на меня, помогая Лидии перевернуть страницу забинтованными руками.

От этого зрелища мне становится больно. Я покидаю дом, сажусь в лодку, и моторка везет меня до пирса возле «Селки». Затем я иду пешком до особняка Фридлендов, сажусь в машину и проезжаю три-четыре мили через полуостров Слейт и добираюсь до Токавейга. Хочу полюбоваться знаменитым видом на Куллинз через Эйсорт.

Пронизывающий ветер пытается захлопнуть дверцу автомобиля. Я застегиваю до подбородка молнию на своей куртке «Норт Фейс», сжимаю кулаки, прячу руки в карманы, направляюсь на пляж и думаю, думаю.

Здешний пейзаж очаровывает меня еще сильнее, чем небо над Торраном. Тут не так красиво, как на нашем острове, но на небе все меняется с манящей быстротой: плотная завеса дождя и затянувшие горы белые облака резко уступают место ослепительным лучам солнца, похожим на золотые копья.

Горы Блэк-Куллинз неодобрительно глядят на меня, словно монахи-инквизиторы в своих черных капюшонах. Скалы торчат, будто акульи зубы, рвут низкие тучи, и из их кишок вместо крови льет дождь. Тревожная пляска облаков хаотична: они приходят и распадаются на ветру безо всякой видимой на то причины.

Но какая-то система все же есть. И если я буду достаточно долго смотреть на вершины Блэк-Куллинз, вздымающиеся над водами Эйсорта, я ее пойму.

Энгус любил Кирсти. Но ее напугало то, что он сделал.

Он ее любил. Но она его испугалась.

Система. Если я буду тщательно думать, я ее найду. И тогда пойму все.

Но мы еще не присмотрели церковь, чтобы провести поминовение Кирсти.

Дни смешиваются, словно кучевые облака над Сгурр-Аласдером. Несколько раз в неделю Энгус ездит на работу, я пытаюсь заниматься фрилансерством. Я получаю электронные письма от лондонских психотерапевтов, которые исследуют мое горе от смерти Кирсти. Оно сейчас кажется устарелым, банальным и неуместным одновременно. Если сравнить с тем, что происходит с нашей дочерью сейчас.

Ей нужно ходить в школу «Кайлердейл», иначе из нашей жизни на Торране ничего не получится, но она не хочет. Забинтованные руки – уважительная причина не появляться на уроках, но когда однажды вечером бинты торжественно сняли, я решила – и Энгус поддержал меня, – что ей нужно попробовать.

На следующее утро мы всей семьей садимся в лодку и переправляемся к «Селки». Лидия в своей мешковатой школьной форме и дурацких туфлях выглядит несчастной, испуганной и потерянной. Из-под капюшона розовой курточки видно ее растерянное личико.

Энгус целует меня в щеку и садится в машину Джоша – тот подбросит его в Портри. Я ему завидую – у него есть работа, и она ему, по-моему, даже нравится. В конце концов, он хотя бы выбирается с нашего острова и из Слейта и видит других людей.

Погрузившись в раздумья, я отвожу Лидию в начальную школу «Кайлердейл». Тихое утро, моросит дождик. Дети выскакивают из машин и бегут по дорожке, торопясь в класс. Сбрасывая пальто на ходу, они подшучивают друг над дружкой. Все, кроме моей дочери: Лидия плетется к школьным воротам мелкими шажками.

Неужели я буду вынуждена тащить ее силой?

– Пойдем, Лидия.

– Не хочу.

– Сегодня будет гораздо лучше. Самые тяжелые всегда первые недели.

– А если играть со мной опять никто не будет?

Я игнорирую свою сочувственную боль.

– Они будут, дорогая, только дай им шанс. Здесь много новеньких, таких же, как ты.

– Хочу Кирсти.

– Но Кирсти с нами нет. А ты можешь поиграть с другими девочками и мальчиками.

– Папа любит Кирсти, он тоже хочет, чтобы она вернулась.

Что еще такое?

Я тороплюсь:

– Давай-ка снимем куртку, она тебе сейчас не понадобится.

Вместе с ней я вхожу в стеклянные двери и встречаюсь взглядом с Салли Фергюсон.

Затем Салли смотрит вниз – на мою дочь.

– Здравствуй, Лидия. Уже лучше себя чувствуешь?

Лидия не отвечает. Я кладу руку ей на плечо:

– Лидия, поздоровайся.

Пауза.

– Лидия?

Моя дочь выдавливает:

– Здрасте…

Салли говорит с несколько чрезмерной веселостью:

– Думаю, что сегодня все будет хорошо. Мисс Раулендсон рассказывает истории о пиратах.

– Пираты, Лидия! Ведь ты любишь пиратов.

Я легонько подталкиваю дочь в спину, направляя ее к коридору. Она еле-еле бредет по нему, уставившись в пол. Психологический портрет интроверсии. Наконец она за поворотом. Школа заглатывает ее.

Салли Фергюсон убеждает меня:

– Мы сказали детям, что Лидия потеряла сестру и от этого может вести себя чуточку странно, и что никому нельзя ее дразнить.

Наверное, мне следовало почувствовать облегчение, но все происходит с точностью до наоборот. Теперь мою дочь навсегда заклеймят, как чокнутую. Девочка, которая потеряла близнеца, сестра-призрак. Ученики, конечно, слышали о том, что случилось в гостях у Фридлендов. Да, это та самая чокнутая девчонка, которая разбила окно! Она увидела привидение! Взгляни на шрамы на ее руках.

– Спасибо, – бормочу я. – Я вернусь за ней в три пятнадцать.

Так я и делаю. В десять минут четвертого я с тревогой жду у школьных ворот – вместе с другими мамашами и двумя папашами. Как жаль, что я ни с кем не знакома: я бы с ними запросто поболтала: Лидия бы увидела, что я общаюсь, и возможно, мой пример помог бы ей наладить контакт со сверстниками. Но я сама чересчур стеснительна, чтобы вступать в разговор с незнакомцами – этими самоуверенными родителями на полноприводных тачках, которые добродушно подкалывают друг друга. Мне становится больно, когда я понимаю всю меру моей вины. Я передала свою застенчивость Лидии.