обратно в ночь. Они не заходят далеко — они ещё не полностью сдались, — но этого достаточно.

Пока мы в безопасности.

Мои слова — не более чем дыхание на моих губах.

— Я не могу поверить, что это сработало.

Генри заправляет мои волосы за ухо и улыбается, глядя на меня.

— Ты продолжаешь удивлять меня на каждом шагу, Винтер Пэриш.

Его взгляд скользит по моему лицу, останавливаясь на моих губах. Мы ничего не говорим, и, хотя мы только что избежали верной смерти, всё, о чём я могу думать, это собирается ли он поцеловать меня? И я никогда раньше не целовалась с мальчиком. И буду ли я хороша в этом?

Он наклоняется вперёд. Мои глаза закрываются, когда я вдыхаю его знакомый аромат. Чёрный чай и корица, запах костра, едва уловимый в его волосах теперь, когда он одет в новую одежду. Его губы в паре сантиметров от моих, и я задаюсь вопросом, будут ли они такими же мягкими на ощупь, как выглядят.

Мои глаза резко открываются.

— Путешественник.

Генри замирает, в его глазах вопрос.

Я не могу поверить, что забыла, даже на долю секунды.

— Обкурившийся парень, — объясняю я, хотя Генри понятия не имеет, что такое наркоман. — Мы должны найти его.

Глаза Генри расширяются. В разгар нашего общего облегчения он тоже о нём забыл.

— Как ты думаешь, он всё ещё жив?

— Есть только один способ выяснить это.

Я бросаюсь вперёд, но почти ничего не вижу сквозь наш световой щит. Я провожу ладонью по глазам и говорю:

— Откройся.

Светлячки ускользают, образуя отверстие размером с ручное зеркальце, через которое можно заглянуть.

Тропинки всё ещё грязные, и мы продвигаемся медленно. Каждый шаг вглубь леса — плохой знак для обкуренного парня, но я не сдаюсь. Мы идём.

И идём.

Пробираясь по всё более густеющей грязи.

Почти прямо мимо него.

Сначала всё, что я вижу, это ботинок. А потом колено. Рука. Туловище. И лицо с закрытыми глазами, кровь капает из раны на лбу. Остальная часть его тела покрыта лианами и толстыми корнями, которые медленно тянут его под дерево. В землю.

Я хватаю свой нож и начинаю рубить лианы. Раненые лианы корчатся от боли, но другие хватают меня, пытаясь вцепиться в мои запястья. Светлячки отбрасывают их назад, и несколько моих друзей даже отделяются от стаи, сжигая лианы, пока они больше не могут держаться за обкуренного парня.

Корни деревьев не так легко запугать. Они крепче вцепляются в обкуренного парня. Генри хватает то, что на шее парня, и оттягивает это от его трахеи. Я пытаюсь разрезать корни, но они слишком толстые для моего крошечного лезвия.

— Мы должны как-то вытащить его, — говорю я.

Генри оглядывается, его глаза сияют.

— У меня есть идея.

Он указывает на брёвна, выстилающие тропинку.

— Они двигаются? Мы могли бы использовать их в качестве рычага давления.

Стоит попробовать. Я никогда не могла приблизиться к краю тропы, чтобы последовать за папой, но это совсем другое дело. Должно быть по-другому. Я не пытаюсь уйти, я кричу — думая о словах. Я просто пытаюсь спасти этого путешественника.

Я карабкаюсь на четвереньках по грязи, половина светлячков следует за мной, а другая половина остаётся с Генри. Я пальцами тянусь к ближайшему бревну, но моё тело застывает в нескольких сантиметрах от края тропинки.

Пожалуйста.

Моя рука горит, но я продолжаю тянуться.

Мне это нужно.

Я стискиваю зубы и заставляю себя двигаться вперёд.

Я — дочь Джека Пэриша, думаю я — внучка Эдварда Пэриша. Я — страж этого леса, и мне нужно использовать эти брёвна, чтобы спасти этого путешественника.

Но это не работает. Какой бы властью я ни обладала в этом лесу, она ограничивается правилами, установленными Древними более тысячи лет назад.

— Я не могу до них дотянуться, — кричу я, перекрывая скрип корней дерева, усиливающих свою хватку на парне.

— Дай я попробую, — говорит Генри. — Займи моё место.

— Я не думаю…

Он встречается со мной взглядом, вены на его шее вздуваются, когда он изо всех сил пытается удержать один из корней от раздавливания трахеи парня-наркомана.

— Древние могут сойти с тропинок.

— Но ты не Древний.

— Эликсир делает меня похожим на них больше, чем ты думаешь.

Я хочу спросить его, что, чёрт возьми, он имеет в виду, но нет времени. Обкуренный парень на сантиметр приближается к краю тропинки, основание дерева раскрывается, чтобы поглотить его целиком. Чертыхаясь себе под нос, я занимаю место Генри, отрывая корень от шеи парня-наркомана. Генри, должно быть, работал над тем, чтобы ослабить хватку, которую корень держал на шее парня, пока я пыталась дотянуться до бревна, потому что, ещё немного напрягшись, я смогла наклонить голову парня под кайфом достаточно, чтобы корень соскользнул с него. Корень снова пытается ухватиться за него, но мои светлячки смыкаются вокруг нас, удерживая его на расстоянии.

Я слышу ворчание и с недоверием наблюдаю, как Генри вырывает из грязи четыре бревна, он ногой скребёт край тропы без малейшего сопротивления. Он бросает бревна мне, и мы приступаем к работе, размещая их в стратегических местах вокруг тела обкуренного парня, продевая их через несколько корней и наклоняя их так, чтобы Генри мог нажимать на два бревна каждой рукой.

— На счёт «три» вытащи его. Готова?

Я киваю.

— Раз. Два. Три!

Генри наваливается всем своим весом на брёвна. Корни едва сдвигаются на сантиметр, но между рычагом, который создаёт Генри, и ожогами, которые светлячки оставляют на их похожей на веревку плоти, ослабляя их хватку ещё больше, этого достаточно. Я хватаю обдолбавшегося парня за плечи и вытаскиваю его наружу, мои ноги скользят по грязи. Он падает на меня, перекатываясь через моё запястье под неудобным углом, отчего я задыхаюсь от боли.

Генри отпускает бревна. Поскольку бороться больше не с чем, корни с треском врезаются в ствол дерева, зарываясь обратно в почву.

— Он дышит? — спрашивает меня Генри.

Я кладу голову на грудь парня. Его сердце бьётся, и лёгкий свист воздуха наполняет его легкие.

— Да.

Генри подходит к парню с другой стороны, и вместе мы поднимаем его на ноги.

— Нам нужно уходить, — говорит Генри. — Я не доверяю этому месту.

— Подожди. Ты это слышишь?

Генри останавливается. Мы стоим молча, единственным звуком является жужжание светлячков вокруг наших ушей. И затем…

— Пение, — говорит Генри.

— Не просто пение, — бормочу я. — Это Херсей.

Язык Древних.

ГЛАВА XXVI

Слава Богу, нам не нужно далеко идти, чтобы найти источник пения; тащить укуренного парня