У бассейна Христианской ассоциации молодых людей, выпрямившись в кресле, сидит миссис Уайтхед с младенцем на руках, наблюдает за Эйми, впервые прыгающей с вышки. Наступает очередь Дебры Энн. Несколько долгих секунд она стоит на краю доски, дрожа, худая, испуганная, потом смотрит на Эйми, которая плывет стоя в глубокой стороне бассейна, подбадривает её, – и бросает свое тело в воздух. Она врезается в воду, всплывает, работая ногами, и эти несколько секунд ей кажется, что теперь она способна на всё. Эйми говорит, что у неё такое же чувство.

Этим ощущением проникнуты их тела, мышцы, жилы, кости, они велят: двигайся. Они звезды легкой атлетики, гимнастики, олимпийские пловцы, чемпионки по прыжкам в воду и синхронному плаванию. Пока миссис Уайтхед меняет пеленку малышу и пытается кормить его из новой бутылочки, они притапливают друг дружку и ныряют с бортика. Сидя на шероховатом дне, смотрят снизу на стайку детишек – их тощие ноги отбрасывают длинные тени на дно. Они задерживают дыхание сколько могут, и, когда всплывают, фыркая и пыхтя, миссис Уайтхед стоит на краю бассейна и кричит, призывая помощь.

Что ты выдумала? кричит Эйми и тут же, набрав воздуху, ныряет, сильно работая ногами, уплывает от матери.

Мы не тонем! говорит Дебра Энн. Мы играем.

Миссис Уайтхед перекладывает младенца на другое бедро и поправляет на нем чепчик. Вылезайте-ка, посидите минуту, говорит она Дебре Энн. Пожалуйста, сейчас же.

Эйми читает интервью Карен Карпентер в «Пипл» и дает зарок выпивать как минимум восемь стаканов воды в день. Уходят; Эйми в кабинке снимает купальник и одевается. Д.Э. огорчается вслух, что отец слишком много работает, а она его плохо кормит. Макароны с сыром не назовешь сбалансированным питанием. Эйми говорит, что мать не спит ночами и всякий раз, когда отец приезжает в город, они стоят на кухне и ругаются из-за суда. На прошлой неделе кто-то из них разбил лампу.

Папа хочет, чтобы мы вернулись на ранчо, немедленно, – говорит она Дебре Энн. Он сказал, что больше не будет платить и за аренду, и по закладным. Мать бывает настоящей стервой. Последнее слово Эйми произносит медленно, тянет его, оно повисает в воздухе между ними, как запах чего-то вкусного – масленого попкорна или размякшей шоколадки.

* * *

Когда она спрашивает Джесси, где он был недавно, почему хочет быть один, он говорит, что сам не знает. Может, из-за жары, но последнее время у него постоянный шум в здоровом ухе, легкая боль, и она не утихает, даже когда закрывается бар и вышибала выключает музыку.

Он не рассказывает ей, что шум не прекратился, когда одна из танцовщиц вынула из стопки чаевых несколько долларов и сказала: Спасибо, Джесси, ты очень милый. Не проходит, когда он протирает полы и выносит мусор в контейнер, когда получает зарплату и прощается с барменом, тоже ветераном, который позволяет ему вымыться в душе до прихода танцовщиц. Джесси благодарен за это, очень. Но хорошо было бы, если бы тот предложил ему посидеть и выпить с остальной обслугой после долгой ночи.

Не рассказывает ей, что шум сопровождает его до дома и лежит с ним на соломенном тюфячке, пока он ждет, чтобы пришел бродячий кот и свернулся у него под боком, и продолжается утром, когда они с котом просыпаются и потягиваются, дивясь жаре, её злому упорству. Зато говорит ей, что после службы за морем научился спать где угодно, только постель его за месяц сделалась жестче, и, бывает, проснувшись утром, он думает, что никогда не попадет домой. Лето – а он до сих пор не поудил рыбу в реке Клинч. И сестра Надин не крикнула ему, чтобы шляпу надел, пока не умер от солнечного удара. Отсюда до дома тысяча миль. Наверное, я просто устал, говорит он.

Я вас понимаю, отзывается Д.Э. – думает, что так сказал бы взрослый. Я то же самое. Она яростно чешет противную сыпь на щиколотке. Расчесывает до крови. Джесси встает и идет в свое убежище за салфеткой. Её он не пускает внутрь. Он объяснил, что негоже ей видеть его исподнее на земле, бритвенные принадлежности, валяющиеся на перевернутом молочном ящике. Я уже видела, могла бы сказать ему. Когда вы на работе, мы с котом иногда заходим подремать на вашем тюфячке.

Ты не расковыривай лишай, говорит Джесси. Он от этого распространяется. Грибок попадает тебе под ногти и заражает всё, к чему прикоснешься.

Д.Э. отдергивает руку и смотрит на ногти. Расскажите мне что-нибудь. Расскажите, как поймали сома с двумя головами. Расскажите про вашу сестру Надин, как её два раза крестили, потому что она думала, что первый раз не принялось. Расскажите про Белден-Холлоу и трилобитов.

Но у Джесси нет настроения, несколько недель уже нет. Может, в следующий раз Дебра Энн принесет помидорчиков с грядки миссис Ледбеттер и еще снотворных таблеток из буфета миссис Шепард. Может, если бы нормально выспался, то и чувствовал бы себя лучше.

Попробую, говорит Д.Э., но думаю, помидоры в этом году уже сошли. Она не говорит своему другу, что с тех пор, как пришла открытка от Джинни, она подумывает бросить воровство – она поняла, что может быть совсем хорошей, может заботиться обо всех бедняках, застрявших в западном Техасе, – а что толку? Джинни не собирается обратно в Одессу, по крайней мере, не скоро.

Они лежат в тени на дне паводкового канала, макают махровые тряпочки в ведро со льдом, отжимают и прикладывают к лицу. Если вам надо в Пенуэлл, говорит она небрежно, могу вас отвезти.

Джесси смеется. Тебе еще рано водить машину. Он берет из ведра кубик льда и сосет. Д.Э. запускает руку в ведро, нащупывает самый большой кубик и швыряет его подальше. Кубик катится по бетону и растекается на глазах.

Подожди, говорит Джесси, и на несколько минут исчезает в трубе. Возвращается с пачкой денег – в ней семьсот долларов. Нужно еще сто, и тогда он поедет в Пенуэлл за своим грузовичком.

Можно подержать? спрашивает она. Джесси дает ей деньги, она подпрыгивает, приговаривая: Мы богачи, мы богачи.

Он протягивает руку, Д.Э. неохотно отдает пачку. Могу принести резинку, чтобы не рассыпались, говорит она. Когда вы поедете к себе в Теннесси?

Там нет работы, говорит он, но когда верну машину, побуду еще здесь, заработаю много денег на вышке.

А не объясняет вот чего: если вернется к Надин и маме с пустыми руками, это будет еще один позор в жизни неудачника.

Несколько минут они молчат, время от времени окуная тряпку в ведро, чтобы выжать её и приложить к тому месту, где зной достает хуже всего. Ко лбу, к шее, к груди.

Я дня два уже не видел нашего кота, говорит Джесси. Надо дать ему имя.

Трики Дик[27], говорит Дебра Энн. Элвис? Уолтер Кронкайт?

Не, коту нельзя давать человеческое имя, говорит Джесси. Он хороший охотник. Может, что-нибудь в этом духе?

Стрелец? предлагает Д.Э. Снайпер?

Стрелец, говорит Джесси. Так и назовем

Она обматывает тряпочкой запястье, считает до пяти и переносит на другое.