методом решения экономических или социальных разногласий, возникавших между тейпами или их представителями. Но к этому методу прибегали лишь в крайних случаях, исчерпав все другие способы воздействия на должника или обидчика. Прежде всего потому, что такие действия — опять же по местным законам — карались исключительно жестоко. Как говорят сами чеченцы, укравший человека наносит его родственникам более серьезное оскорбление, чем даже убивший. Еще большему унижению подвергают себя родственники, которые собрали деньги и пошли выкупать заложника. Освободить человека "по понятиям" можно было лишь тремя способами: отбить силой (лучший вариант), украсть и предложить в обмен кого-то из тейпа похитителей, достичь "консенсуса" за столом переговоров (в крайнем случае). Если же ни один из трех вариантов не проходил, и заложник погибал, его семье оставалось только смыть позор кровью врагов. То, что вендетта будет продолжаться из поколения в поколение, прекрасно понимали и похитители. Поэтому, как уже говорилось, захваты заложников в Чечне случались эпизодически и уж никак не были массовым бизнесом.

Пожалуй, впервые чеченцы попытались сделать деньги на "аманатах" (заложниках) в начале XIX века, да и то не на своих, а на русских — из числа военных, пришедших на Северный Кавказ покорять "диких горцев". Абреки ночью переправлялись через Терек, дожидались, пока по дороге поедет какой-нибудь подгулявший офицер, хватали его, привязывали к бревну, переправляли через реку на свой берег и везли в горы. На следующее утро сослуживцы получали записку с требованием выкупа. Однако главком русской армии генерал Ермолов, тонко разбиравшийся в особенностях психологии и национальных традиций противника, в два счета пресек начавшуюся было торговлю людьми. Выкуп генерал принципиально не платил. Если крали солдата, он в ответ сажал под замок трех горцев; пропадал офицер — казачья сотня проводила спецоперацию в ближайшем ауле, и все его жители, включая детей, стариков и женщин, оказывались запертыми в генеральском "СИЗО". Вскоре генералу уже били челом парламентарии из местных старейшин. Переговоры были краткими: "Вы — мне, я — вам". Старейшины выясняли, какой тейп похитил офицера, ехали туда и находили решение. Как правило, оно сводилось к тому, что одни старики передавали другим небольшую сумму или двух-трех баранов в качестве откупного, забирали офицера и везли генералу Ермолову, а тот честно отпускал на волю своих пленников.В итоге "стаг-вадор" в кавказскую войну прекратился, так толком и не начавшись: брать русского заложника, чтобы на следующий день обменять его на пару баранов, не имело коммерческого смысла, учитывая огромный риск предприятия. При советской власти чеченцы "коммерческих" заложников не брали. Во-первых, за них некому и нечем было платить; во-вторых, их негде было прятать: казахские степи, куда к тому времени переселили большинство чеченцев, не родные горы. Да и представить себе, что нарком внутренних дел Лаврентий Берия мог вести переговоры с каким-нибудь авторитетным чеченцем об условиях освобождения заложника, даже теоретически невозможно — не те времена.

Зато в брежневскую эпоху пышным цветом расцвело рабовладение. Северокавказские горцы, пожалуй, первыми в СССР решили взять под свою опеку армию пьяниц, мелких уголовников и прочих отверженных, готовых выполнять любую неквалифицированную работу за тарелку супа, бутылку водки и возможность переночевать в сарае. Таких кавказцы подбирали на вокзалах и полустанках по всему Советскому Союзу, поили водкой, клялись в вечной дружбе, обещали приличную шабашку у себя на родине и везли "в гости". Там у "русского друга" отбирали паспорт (если сопротивлялся, отбивали почки) и отправляли несчастного пасти скот или собирать черемшу в далекий горный аул. Хозяева "лэя" (по-чеченски "лэй" — человек без рода и племени, "найденный на помойке", фактически это синоним слова "раб"), естественно, ничего ему не платили. Более того, "лэя" могли передать на время или продать в другую семью, за малейшую провинность оставить без еды, а то и вовсе убить — кто вступится за "найденного на помойке"?

"Некоммерческие" заложники никому не были интересны — ни чиновникам, ни правозащитникам, ни сотрудникам спецслужб: за их освобождение не получишь денег, политических очков или звездочку на погоны. Сотни, если не тысячи рабов, оказавшихся в Чечне в 70-80-х годах, до сих пор живут там, откликаются на мусульманские имена, уже забыв, кто они и откуда, пьют, воруют. "Прикажешь такому — он фугас под дорогу закопает, — говорят сами чеченцы. — Какая ему, 'лэю', разница, на чем заработать свою бутылку?"

Организованные формы бизнес на заложниках стал принимать только к началу 90-х, причем развернули его чеченцы не у себя на родине, а в Москве, куда к тому времени многие из них перебрались. Тогда в столице уже появилась прослойка людей, заработавших солидные капиталы и способных хорошо заплатить за свою свободу и жизнь. Важную роль сыграло и то, что в Чечне воцарился дудаевский режим (в случае опасности похититель всегда мог укрыться от спецслужб на территории "суверенной Ичкерии"), а также несовершенство тогдашнего законодательства: за незаконное лишение свободы тогда полагался всего лишь трехлетний срок, а ответственность за захват заложника вообще не предусматривалась.

В 1993 году захваты московских коммерсантов с целью выкупа совершались чуть ли не ежедневно. Жители столицы тряслись от страха при одном только упоминании о "чеченской мафии". Но как бизнес похищение людей в столице все равно не прижилось. Дело в том, что на пути "чехов", как называет чеченцев милиция, встала не менее жесткая и организованная "шаболовская бригада" — московский РУБОП, действующий на своей территории, имеющий разветвленную агентурную сеть, огромные полномочия и богатые оперативно-боевые возможности. Он не выкупал и не менял заложников, а проводил против похитителей спецоперации, с помощью которых "стаг-вадор" как бизнес в столице удалось искоренить. Правда, на это потребовалось больше года.Первым московским "коммерческим" заложником был, пожалуй, гендиректор российско-американской фирмы "Медико" Александр Борисов, похищенный в январе 1993 года. За его освобождение преступники хотели получить $1 млн. Однако доктору Борисову удалось выбросить из окна квартиры, где его держали, записку, в которой он сообщал, что захвачен чеченской мафией. Через полчаса после того, как послание попало в местный ОВД, дверь квартиры уже трещала под ударами бойцов СОБРа. Четыре похитителя — участники чечено-дагестанской ОПГ были арестованы.Взятого в заложники президента фирмы Alaska Antler Producthion Томаса Ча преступники привезли на Центральный телеграф в Москве, чтобы он позвонил своим партнерам в США и попросил переслать $500 тыс. В зале телеграфа Ча вырвался и побежал к дежурившим милиционерам. Похитителям удалось скрыться, но всего через несколько часов их вычислили и задержали.Тем временем статья 126 УК РФ ("Незаконное лишение свободы") была дополнена пунктом "прим", согласно которому захватившие заложников могли сесть уже не на