Всем очень понравился синий цвет, в который выкрасили стены по желанию сеньоры Фриды.

Кстати, о еде: гости предпочитают чай кофе. Еще из необычного им нравится пресный хлеб, порезанный тонкими кусками и подсушенный в печи, пока не станет жестким, как черствый. В остальном охотно едят нормальную пищу. Наталья объяснила, что маринованной рыбы им не хочется после долгой норвежской зимы, когда ничего другого они почти не ели. Попросила приготовить пюре из репы и непривычные для этих мест овощи, название которых Ван перевел как «брюссельская капуста». Завтра Перпетуя поедет в город на поиски заказанного, потому что на рынке Мель-кор нет ни чая, ни репы. Но вообще гости привыкают к традиционным блюдам: им понравились сладкие оладьи, печеная гуава и сливки. Сегодня утром позавтракали энчиладой с яйцами и чаем.

В дни, когда не нужно готовить особого угощения, все помогают Льву разбирать вещи и наводить порядок в кабинете. Гость живо интересуется Мексикой — высотой гор, населением городов, историей и так далее. Когда поедет в город, Перпетуя заберет у матери Г. Ш. принадлежащий ему географический атлас. Он, конечно, устарел, но на первое время сойдет: за десять лет высота пика Орисаба[137]не изменилась.

Общается Лев с помощью Вана, поскольку плохо знает английский и испанский, тогда как его секретарь, похоже, говорит на всех языках: французском, норвежском, русском. Утверждает, что французский и голландский — его родные языки. Настаивает, что сам передвинет большие ящики: дескать, другие помощники Льву не нужны. С этим не поспоришь: Ван действительно высок и силен как бык (хотя и гораздо симпатичнее). Досадует по-английски на «местного переписчика», не подозревая, что у Г. Ш. тоже два родных языка. Но Лев не против лишних рук. Разумеется, Ван привык защищать своего начальника; это вполне естественно. Он попал на службу ко Льву во Франции, где супруги жили с 1933 по 1935 год, после чего перебрались в Норвегию. Ранее Лев с Натальей скрывались в Стамбуле, а до того — в Казахстане. Лев Давидович обитает в изгнании под постоянным страхом смерти с 1927 года. «Я живу в огромном мире, — медленно проговорил он сегодня, — но мне в нем мало места».

Мексика — большая страна, сэр. Вот увидите.

Ван пояснил:

— Он говорил в переносном смысле. Лев Давидович хотел сказать, что живет на планете без паспорта.

21 ЯНВАРЯ

Сегодня утром пришла телеграмма. Ее привез Диего, вооруженный пистолетом в кобуре. Сообщение оказалось зашифровано. Лев несколько часов провел в кабинете, стараясь его расшифровать. От помощи Вана отказался. Наталья все это время ходила из кухни в кабинет, ломая руки. В конце концов у Перпетуи убежало молоко. Новости касаются сына, который живет в Париже. Ван пояснил, что у супругов двое сыновей; младшего три года назад посадили в лагерь, и он, скорее всего, погиб. Две дочери тоже умерли.

Лев не совсем понял, о чем говорится в телеграмме, и уверен лишь в одном: что она от Левы и тот жив. У сына есть личный шифр, который не знает ни одна живая душа, даже Наталья. Лев решил, что наемники ГПУ покушались на Леву и в газетах наверняка напишут, что он убит. И, чтобы как-то успокоить родителей, он послал весточку, что уцелел и находится в укрытии.

Однако непохоже, чтобы супруги успокоились. Пусть на этот раз сыну удалось скрыться от убийц, говорит Наталья, но что будет дальше? Лев в ярости: его дети ни в чем не виноваты перед Сталиным, их не за что убивать. Младший, Сергей, любил только книги, спорт и девушек, а его бросили в лагерь. «Теперь вот Лева. Все его преступление в том, что он сын своего отца. Но ведь родителей не выбирают!»

23 ЯНВАРЯ

Диего приехал рано, расстроенный, с пачкой газет, которые получает экспресс-почтой. В двух сообщается о смерти Левы, но все знают, что это неправда. Есть новости и похуже: заголовки говорят, что советский суд признал Л. Д. Троцкого виновным в преступлениях против народа и государства. Заочный процесс над ним в Москве продолжался несколько недель. Ван признался: Лев просил, чтобы ему позволили присутствовать на суде и выступить в свою защиту, но Сталин был неумолим. Цель процесса — дискредитировать всех, кто когда-либо высказывался против Сталина. Также признаны виновными некоторые из друзей Льва, а именно Радек, Пятаков и Муралов. Все трое сейчас содержатся в Москве под стражей.

Обвинения странные и противоречивые: якобы соратники Троцкого спускали поезда с рельсов, сотрудничали с Рудольфом Гессом и нацистами, шпионили в пользу императора Японии и крали хлеб. А еще покушались на Сталина, отравив его сапоги и бриолин.

Он бриолинит волосы?

— Осторожно, молодой человек, — заметил Лев. — За одно лишь то, что вы об этом знаете, вас могут расстрелять.

Наказание за то, в чем обвиняют Льва, — смертная казнь. Но он не падает духом, несмотря на то что французские и американские газеты называют его проходимцем, а мексиканские — «негодяем в наших рядах». Журналисты размышляют, почему он изменил своим принципам. Они даже не знакомы со Львом, но это не мешает им с уверенностью рассуждать о чувствах Троцкого и мотивах его поступков! Газеты принимают на веру, что он предатель, даже не задумываясь над тем, каким образом ему удалось пустить под откос столько поездов после того, как его посадили на грузовой корабль до острова Принкипо.

Правила безопасности соблюдаются строго: новости недвусмысленно дают понять, что Сталин намеревается подослать ко Льву наемных убийц. Уличная охрана меняется каждый час. Лоренцо устраивает учебные тревоги, во время которых Лев с Натальей должны быстро спрятаться в укрытие. Когда приезжает Диего, Льву положено удалиться в одну из внутренних комнат; только после этого ворота откроются и машина заедет во двор. На улице Альенде могут дежурить снайперы, чтобы обстрелять дом. Любого незнакомого человека, который стучится в двери, даже если это мальчишка-посыльный с мукой и яйцами из бакалейной лавки, охрана ощупывает, заставляет разуться, снять ремень и открыть для досмотра все сумки и свертки. ГПУ так просто не сдастся, и никто не знает, что они придумают (хотя, конечно, едва ли они попытаются пробраться в дом под видом мальчишки из бакалеи).

Лев рассказывает, что стал революционером в семнадцать лет и вот уже сорок лет постоянно рискует жизнью. Его друзья знают, что выдвинутые против него новые обвинения — не более чем выдумка. «И мои враги это тоже знают. Так что ничего нового тут не написали». Он отложил газету и позвал Наталью сесть к нему на колени. Она повиновалась, но недовольно выпятила нижнюю губу, как те лохматые собачки с плоской мордой и шерстью, падающей на глаза. Лев снял очки в круглой оправе и запел ей по-русски. Ему захотелось послушать баллады о мексиканской революции. Перпетуя их знает на удивление много, и голос у нее вполне тверд для такой старухи.

24 ЯНВАРЯ

Лев и Наталья отправились на прогулку по рынку Мелькор; с самого приезда это их первая вылазка за пределы дома. Многочисленная охрана и Диего с пистолетом, вероятно, произвели в мирном Койоакане переполох. Но так называемый «негодяй в наших рядах» гордо вскидывает голову и в глаза людям смотрит прямо.