Вскоре после того, как в 1956 году издательство «Свободная Европа» приступило к рассылке книг, ЦРУ, посредством Американского комитета по освобождению, разработало книжную программу для Советского Союза. ЦРУ субсидировало создание «Бедфорд паблишинг», издательства со штаб-квартирой в Нью-Йорке. Целью издательства был перевод произведений западных авторов на русский язык. «Советские читатели, ставшие жертвами нудной коммунистической пропаганды… изголодались по западным книгам, — писал Айзек Патч, первый директор «Бедфорд паблишинг». — С помощью нашей книжной программы мы надеялись[435]заполнить вакуум и открыть дверь к свежему воздуху… свободы». Первоначальный взнос ЦРУ в размере 10 тысяч долларов вырос в ежегодный бюджет в размере миллиона долларов. Издательство «Бедфорд паблишинг» открыло филиалы в Лондоне, Париже, Мюнхене и Риме. В те дни, когда деньги текли рекой, ежегодные совещания сотрудников проходили в таких местах, как остров Сан-Джорджо-Маджоре в Венецианской лагуне. Среди переведенных и изданных произведений были «Портрет художника в юности» Джойса, «Пнин» Набокова и «Скотный двор» Оруэлла.

Вместо рассылки книг по почте — в Советском Союзе надзор был строже, чем в странах Восточной Европы, — издательство «Бедфорд паблишинг» избрало своей целью раздачу книг приезжим из Советского Союза или гражданам стран Запада, которые ехали в Советский Союз; они должны были раздавать книги по приезде. Кроме того, издательство поставляло книги в посольство США в Москве. Карманные издания в мягких обложках, напечатанные в штаб-квартире ЦРУ, лежали на полках «Стокманна»[436], знаменитого финского магазина, в котором жители западных стран запасались товарами перед поездкой в Москву. Музыканты Московской филармонии[437], получавшие книги на гастролях, на обратном пути прятали их в нотах. Кроме того, книги попадали в Россию в консервных банках или упаковках гигиенических тампонов[438].

За первые 15 лет «Бедфорд» раздал советским читателям более миллиона книг. Программа продолжалась до распада Советского Союза. В странах Восточной Европы раздали 10 миллионов книг и журналов. Один из руководителей КГБ жаловался, что западные книги и другая печатная продукция служат «главным источником враждебности»[439]для советских студентов.

Хотя ЦРУ отличалось широтой литературных пристрастий, его сотрудников нельзя было упрекнуть в неразборчивости. Издательская политика ЦРУ руководствовалась как мнением штатных сотрудников и наемных работников, так и их пониманием своей задачи. Писатель Ричард Элман жаловался, что «ЦРУ откровенно стоит за[440]западными христианскими традициями иерархии, власти в руках элиты и… просвещения отсталых слоев и противостоит революционным движениям в литературе, а также в политике. [Ведомство] стало стойким поборником законности, и оно… рекомендует к изданию и распространению произведения таких художников слова, как В. С. Найпол или Сол Беллоу с соответствующими взглядами». Возможно, это преувеличение, если учесть широкий ассортимент и тиражи книг, посланных на Восток. И все же изучить политику ЦРУ в данном вопросе невозможно до тех пор, пока ведомство не опубликует полный список всех произведений, издание которых оно поддерживало, перевело и распространило. Такой список, если он существует, до сих пор остается засекреченным.

Глава отдела секретных операций ЦРУ в 1961 году хвастал, что агентство может «издавать и распространять за границей книги[441], не раскрывая связи издания с США, тайно поддерживать иностранные издательства или книжные магазины; издавать книги, которые нельзя «пятнать» явной связью с правительством США, особенно если положение автора «деликатно»; издавать книги по оперативным причинам, независимо от их коммерческой успешности».

Более того, ЦРУ также покупало готовые рукописи — до тысячи наименований, — потому что «преимущество прямого контакта с автором заключается в том, что мы можем подробно ознакомить его с нашими намерениями; снабдить его материалами, которые мы хотим включить в его книгу, и проверять рукопись на всех этапах». Важным примером служит книга, написанная студентом из развивающейся страны. Автор делится своим опытом учебы в социалистической стране. Рецензент CBS, не знавший о «вдохновителях» книги, писал: «Наша служба пропаганды не могла поступить хуже, чем завалить [иностранные] университетские городки этим сочинением». В 1967 году в «Нью-Йорк таймс» сообщалось, что ЦРУ стоит за выходом в свет дневника советского двойного агента полковника Олега Пеньковского, вышедшего за несколько месяцев до его разоблачения и казни. «Бумаги Пеньковского»[442], книга, опубликованная издательством «Даблдей», была написана литературным «негром» по материалам, предоставленным ЦРУ. В число таких материалов входили беседы сотрудников ЦРУ с Пеньковским, репортером «Чикаго дейли ньюс» и перебежчиком из КГБ, который работал на ЦРУ. «Шпионы не ведут дневников», — сказал в интервью «Таймс» бывший руководящий сотрудник ЦРУ, подтвердив мнение, что в лучшем случае «дневник» — ловкая подделка.

«Книги отличаются от всех остальных пропагандистских средств, — писал начальник отдела тайных операций ЦРУ, — главным образом, тем, что одна книга способна существенно изменить восприятие читателя до такой степени, что с ним не сравнится никакое другое воздействие… это, конечно, не относится ко всем книгам во все времена и у всех читателей — но это достаточно часто оправдывается настолько, чтобы сделать книги самым важным средством стратегической [долгосрочной] пропаганды».

Это замечание, как ни странно, напоминает слова Максима Горького на Первом съезде советских писателей в 1934 году: «Книга есть главнейшее и могущественное орудие[443]социалистической культуры».

6 марта 1958 года в американское консульство в Мюнхене пришел Георгий Катков, историк русского зарубежья, философ, профессор Оксфордского университета, который редактировал перевод «Доктора Живаго» на английский язык. В Мюнхен его пригласили для того, чтобы он прочел ряд лекций на радио «Освобождение». Катков сказал сотруднику консульства[444], что у него есть сведения, которые он хотел бы передать в Вашингтон «на самый высокий уровень». По его словам, один из переводчиков «Доктора Живаго» на французский язык недавно встречался с Пастернаком в Москве, и писатель сказал, что он не хочет, чтобы русскоязычным изданием занималось издательство, связанное с эмигрантами. Кроме того, продолжал Катков, хотя Пастернаку «не терпится увидеть книгу на русском языке, изданную за границей», он против того, чтобы роман вышел в Соединенных Штатах или в издательстве, о котором известно, что его финансируют США. Генеральный консул отправил в Госдепартамент депешу о визите Каткова: Пастернак «боится серьезных личных трудностей в том случае, если книга на русском языке впервые выйдет в Соединенных Штатах или будет издана какой-либо заграничной организацией, о которой всем известно, что ее прямо или косвенно финансируют американцы». Катков передал слова Пастернака о том, что он руководствуется не «антиамериканскими мыслями», только «соображениями личной безопасности». Исходя из этих соображений, Катков не рекомендовал выпускать «Доктора Живаго» на русском языке во Франции или в Англии. В качестве нейтрального места издания Катков предложил Швецию. Кроме того, он напомнил, что известное нидерландское издательство «Мутон & Со.» уже ведет переговоры о покупке прав издания на русском языке. Сам Пастернак просил заняться русскоязычным изданием одну из переводчиц романа на французский. В декабре 1957 года она встречалась с представителями нидерландского издательства. Пастернак пришел в восторг, узнав о такой перспективе. «Не упускайте такую возможность[445], хватайтесь за нее обеими руками», — написал он через месяц Жаклин де Пруайяр. Пастернак знал, что «Мутон»[446]специализируется на русских текстах, но не связано ни с какими эмигрантскими группами.