Роман начал свое долгое путешествие. Но для того, чтобы вернуться домой, в Россию, «Живаго» понадобился тайный союзник.

Рукопись «Доктора Живаго» на русском языке появилась в штаб-квартире ЦРУ в Вашингтоне в начале января 1958 г. в виде двух катушек пленки[391]. Роман предоставила британская разведка. В самом ЦРУ роман вызвал большое волнение. В служебной записке Фрэнку Уизнеру[392], который руководил в ЦРУ секретными операциями, глава отдела Советской России называл «Доктора Живаго» «самым еретическим литературным произведением советского автора после смерти Сталина».

«Главная мысль, выдвинутая Пастернаком, такова: каждый человек имеет право на личную жизнь и заслуживает уважения как человеческое существо, независимо от его политических взглядов или вклада в дело государства. Такая мысль бросает вызов советской этике, призывающей жертвовать личным ради коммунистической системы, — писал Джон Маури, заведующий отделом Советской России. — В романе нет призыва к мятежу против режима, но ересь, которую проповедует доктор Живаго, — политическая пассивность — очень существенна. Пастернак намекает на то, что обычные «маленькие» люди, безразлично относящиеся к призывам властей всей душой сочувствовать официальным кампаниям, превосходят политических «активистов», обласканных системой. Более того, автор осмеливается намекнуть на то, что обществу, возможно, будет лучше без этих фанатиков».

Маури бегло говорил по-русски; в то время, когда Гитлер напал на Советский Союз, он служил помощником военно-морского атташе в посольстве в Москве[393]. Во время войны он находился в Мурманске и курировал программу ленд-лиза, по которой США доставили в Советский Союз товаров на сумму свыше 11 миллиардов долларов. Однако Маури не питал особой любви к бывшим союзникам. Он придерживался того мнения, что действия советских властей лучше всего можно понять через призму русской истории. «Он считал советский режим[394]продолжением имперской России и считал, что КГБ основал Иван Грозный», — заметил один из его подчиненных.

Отдел Советской России в ЦРУ был укомплектован американцами русского происхождения в первом или втором поколении, чьи семьи, во многих случаях, бежали от большевиков. Отдел славился своими вечеринками, на которых водка лилась рекой и пели русские песни. «Нашим фирменным номером была «Чарочка»[395], церемониальная застольная песня с припевом «Пей до дна», — вспоминал сотрудник, служивший в отделе в 1950-х годах.

Разведывательные службы Америки и Великобритании условились издать «Доктора Живаго» на русском языке, но англичане «просили, чтобы это было сделано не в США»[396]. ЦРУ согласилось с такой тактикой: аналитики вычислили, что русскоязычное издание, вышедшее в Соединенных Штатах, в Советском Союзе скорее сочтут пропагандистским трюком, чем книгу, выпущенную в какой-нибудь небольшой европейской стране, к которой, скорее всего, отнесутся серьезнее. Более того, представители разведслужб справедливо полагали, что явный «американский след» станет для советских властей поводом для преследования Пастернака.

В служебной записке для внутреннего пользования, разосланной вскоре после выхода романа в Италии, сотрудникам ЦРУ рекомендовалось «издать «Доктора Живаго» в максимальном количестве[397]зарубежных изданий с целью свободного распространения романа во всем мире, а также имея в виду возможность требования и получения такой награды, как Нобелевская премия». Хотя намерение ЦРУ привлечь к роману Пастернака внимание всего мира, в том числе Шведской академии, выражено вполне ясно, ничто не указывало на то, что ЦРУ собиралось выпустить роман на русском языке исключительно с целью помочь Пастернаку получить премию.

Желание ЦРУ издать «Доктора Живаго» поддерживалось на высшем правительственном уровне. Созданный при президенте Эйзенхауэре Комитет по координации операций Совета национальной безопасности предоставил ЦРУ всеобъемлющий контроль[398]над «эксплуатацией» романа. Основной причиной для такого решения стал «щекотливый характер операции, а также невозможность демонстрировать участие правительства Соединенных Штатов». Запретив Госдепартаменту и Информационному агентству США (ЮСИА) распространять сведения о романе, ЦРУ приняло меры предосторожности, дабы предотвратить «возможность личных репрессий против Пастернака или его близких». Из Комитета по координации операций в ЦРУ поступило устное распоряжение: продвигать роман «как литературное произведение, а не средство ведения холодной войны».